Микулин шептался о чем-то с Игнахой, Евграф совсем повернулся к ним боком, обращаясь к народу:
— Теперь, граждане шибановцы, скажите сами, кто я? Кулак или простой труженик? Мне вон и из газеты пришло разъяснение: кулаки — это те, которые сплоатируют наемную силу, скупают, перепродают и дерут втридорога. Скажите, была у меня наемная сила?
— Поторговывал! — подал голос Кеша Фотиев.
— Я, Асекрет Ливодорович, ежели продавал чево, дак все свое, а не покупное, своими руками выращенное. А у тебя в поле ничего не растет, на дворе не мычит, не блеет, дак тебе и продавать нечего!
— Вот и вся реплика!
— Правда, правда.
— Говори, Евграф!
— Нет, граждане, я все сказал, больше добавить нечего.
— Товарищи! Слово, та ска-ать, опять имеет уполномоченный района товарищ Сопронов, — объявил Микуленок.
Сопронов вскочил:
— Товарищи! Мы тут много слушали всяких буржуйских слов. Для нас теперь ясно стало, кто чем дышит и кто куда клонит! Я, со своей стороны, уверен, что все разъяснения вам даны, и как коммунист, первый ставлю свою подпись. Вот!
Сопронов высоко поднял амбарную книгу и долго держал ее.
— Ставлю подпись и вступаю в колхоз.
— Тебе, Игнатей Павлович, полдела вступать, тебе все одно не пахать, — сказал Жучок издали, надеясь, что Игнаха не слышит.
— Вторым, товарищи, вступает Микулин Николай Николаевич и тоже ставит свою подпись.
— И этому полдела вступать.
— Весь колхоз из начальства, кто же работать-то будет?
— А Носопырь-то на што?
— Кеша, говорят, еще вчерась записался.
— Таню кривую ишшо надо, для приплоду чтобы.
— Товарищи, кто следующий? — звонко произнес Микуленок. — Давайте, та ска-ать, вопрос не затягивайте.
Сухая чистоплотная старушка Дарья Новожилова добросовестно, молча высидевшая все собранье в первом ряду, вдруг подала голос:
— Батюшко, Николаюшко, долго ли будешь таскать-то ишшо? Утром таскал-таскал, да и к вечеру. Ведь скоро и коровы придут…
Шум и хохот заглушили последние слова Новожилихи. Даже суровый Сопронов улыбнулся, правда, улыбнулся лишь одной половиной рта.
— Это, бабушка, только первая таска, — не смутился Микулин. — Вот будет вторая да третья ежели, те будут, та ска-ать, не чета этой.
— Ты кого пугаешь, товарищ Микулин? — встал вдруг Никита Иванович Рогов. — Это ты почему людей-то пугаешь? Ведь вы оба вроде с Игнахой наши, шибановские, вроде оба крещеные…
Словно огонь вспыхнул и пошел по сходу, тут и там заговорили все сразу, все зашевелились, бабы засморкались в платки, заговорили каждая что-то свое.
— Гоните их в шею! — кричал Павло Сопронов, который с чьей-то помощью тоже оказался на сходе. — Особенно этого… моего-то!
Кричала что-то и мать Микуленка, по-видимому, она тоже была против колхоза… Микулин поспешно закрыл собрание.
* * *
Поздним вечером, при свете висячей семилинейной лампы, стараясь Держаться между окон, в простенке, Сопронов приводил в порядок свои бумаги. Зоя давно спала за шкапом на примостье. Лампа коптила и начинала потрескивать, керосин был на исходе. Сопронов торопливо писал:
«Здравствуйте, Яков Наумович, сообщаю доподлинно о собранье по коллективизации в д. Шибаниха. Всего собралось сто двадцать взрослых крестьян, но колхоз организован пока из пяти хозяйств. Записались следующие:
1. Сопронов Сильвестр Павлович.
2. Микулин Ник. Ник.
3. Фотиев Асикрет Лиодорович.
4. Лыткин Миша».
Пятым был Носопырь, но Игнаха, как ни вспоминал, не мог вспомнить фамилию. Пришлось тщательно зачеркнуть слово «пяти» и написать сверху «четырех». Он продолжал:
«Список контреволюционного алимента прилагаю отдельно. К сему И. Сопронов».
Из большой амбарной книги с графами о приходе и расходе он выдрал чистый лист и, не задумываясь, начал составлять список. (Амбарную книгу Сопронов выпросил в Ольховице у бухгалтера Шустова.)
Список
1. Рогов Иван Никитич — Мельница, продавал корье, нанимал рабочую силу, арендовал землю у бедноты. Настроен против. Недоимка.
2. Рогов Павел Данилович — Мельница.
3. Рогов Никита Иванович — Мельница, злостный церковник, член двадцатки, собирал подписи для открытия церкви. Относится враждебно.
4. Брусков Кузьма — церковник, с цели разделено хозяйство.
5. Брусков Северьян Кузьмич — хозяйство зажиточное. До революции своя лавка, хозяйство разделено с цели.
6. Новожилов Андрей — отхожие промыслы, к мероприятиям относится отрицательно. Недоимщик.
7. Судейкин А. Л. — скупал и перепродавал во время нэпа сырые шкуры, имеет жеребца-производителя, клевета в стихах на все мероприятия.
8. Орлов Дмитрий — злостная ликвидация хозяйства, скрылся на производстве.
9. Вознесенская Ольга — недоимщица. Поповна.
10. Климов Савватей Ив. — подстрекатель. К мероприятиям относится ехидно, актив называл соплюнами и голодранцами.
11. Миронов Евграф Анфимович — кулак. Недоимщик.
12. Клюшин Петр — недоимщик, церковник, хозяйство выше среднего.
13. Нечаев Иван.
На Нечаеве Сопронов поперхнулся, не зная, что записать в графу. Подумавши и вспомнив прошлогоднюю масленицу, он записал Нечаева подкулачником и оставил список без подписи. Свернул бумаги, спрятал их в шкап, снял с прутка лампу и дунул в ламповое стекло. Огонь не погас. Игнаха дунул сильнее, на ощупь повесил лампу и на ощупь же, стараясь не скрипеть половицами, вышел на мост, спустился по лесенке к воротам и открыл. Свежий воздушный ток остудил распаленные щеки, осушил потную шею Сопронова.
Он долго вслушивался в звуки спящей Шибанихи. Долго и напряженно вглядывался он в темноту августовской ночи. Тишина стояла всесветная. Одни кузнечики все еще дружно ковали в ночной траве, да редкие комаришки уныло и осторожно толкались в темноте, привлекаемые запахом пота.
Он чуял приближение припадка.
Врачи называли его болезнь какой-то психостенией, советовали меньше расстраиваться и пить молоко с медом. Легко сказать, «меньше расстраиваться»! Завтра, чуть свет, он пойдет в Залесную и другие деревни для организации там новых колхозов. Ему не хотелось идти одному, в той же Залесной сплошь сват да брат и ни одного бобыля. Но делать нечего, придется идти одному. Микуленок возвращался в Ольховицу, так как через день-два намечалась чистка Ольховской ячейки.
