Анализ повести «Привычное дело» Белова В.И.

Анализ повести

«Привычное дело» Белова В.И.

«Привычное дело» В. И. Белова — поэтизация избы, народного уклада, традиций крестьянской культуры. Эта небольшая повесть с нарочито скромным, но трагически-напряженным названием, внутренним рефреном «привычное дело — жизнь» появилась вначале в провинциальном журнале «Север» (Петрозаводск). Василий Белов был уже известен. Он начинал как поэт, ученик известного вологодского поэта, жившего в Москве, Александра Яшина, выступившего в 1956 г. с рассказом «Рычаги», повестью «Вологодская свадьба» (1962). В 1961 г. В. Белов опубликовал рассказ «Деревня Бердяйка» — о тихой трагедии, умирании одной деревни, где уже давно не слышат криков новорожденных… Этот рассказ вводил читателя в круг главных гуманистических проблем творчества В. Белова.
И прежде всего он заставлял услышать его тревогу: деревня живет не просто плохо, бедно — она живет за чертой милосердия, сострадания, обычного человеческого внимания! Она выживает, а не живет…
Повесть «Привычное дело» невелика по объему, проста по составу героев — это многодетная семья крестьянина Ивана Африкановича Дрынова и его жены — доярки Катерины, их соседи, друзья. В персонажный ряд в качестве равноправных членов семьи и сельского сообщества включены и корова-кормилица Рогуля, лошадь Пармен. Вещи, окружающие Ивана Африкановича, — колодец, баня, родник, наконец, заветный бор — тоже члены его семьи.
Это святыни, опора его, помогающая выжить. «Событий бытия» в повести немного: труд Катерины, поездка Ивана Африкановича в город, «на чужбину», с мешком лука ради спасения семьи, заработка. Читатель встречается с очень стыдливой в проявлении высоких чувств семейной парой. «Нипошто пришел, нипошто», — говорит, например, на своем говоре Катерина, когда Иван Африканович прибежал в роддом. Ho она любит в муже это «непослушание», ради таких мгновений она готова к бесконечному труду во имя своего дома, семьи.
Щемит сердце, когда читаешь, как Иван Африканович, пережив похороны жены, раздав часть детей по приютам, по родне, горюет в сороковой день на могиле жены:
«…A ведь дурак был, худо тебя берег, знаешь сама… Вот один теперь… Как по огню ступаю, по тебе хожу, прости… Худо мне без тебя, вздоху нет, Катя. Уж так худо, думал за тобой следом… А вот оклемался… А твой голос помню. И всю тебя, Катерина, так помню, что… Да. Ты, значит, за робят не думай ничего. Поднимутся. Вон уж самый младший, Ванюшка-то, слова говорит… такой парень толковый и глазами весь в тебя. Я уж… да. Это буду к тебе ходить-то, а ты меня и жди иногда… Катя… Ты, Катя, где есть-то? Милая, светлая моя, мне-то… Мне-то чего… Ну… тепере-че… вон рябины тебе принес… Катя, голубушка».
В этом фрагменте «сказа» с типично крестьянскими повторами («худо мне», «худо» вместо «плохо», «больно»), с языческим ощущением неразделимости бытия, стиранием границ между жизнью и смертью («посмертием»), с редкими вкраплениями патетики («Милая, светлая моя») ощутим редкий слух В. Белова на народную речь, очевидно его искусство вживания в народный характер. Это искусство раскроется и в его «Плотницких рассказах» (1968), где спорят два «заклятых друга» Авенир Козонков и Олеша Смолин, в «Бухтинах вологодских» (1969), в большом романе о коллективизации «Кануны» (1972—1976).
Этот якобы «пассивный» герой то активно взывает к миру о сострадании, о милосердии к деревне, то ведет мучительную борьбу за свой дом как уголок России, очаг выживания, за родник очеловеченного бытия. «Выживу я — выживет и народ!» — словно говорит этот бесправный, беспаспортный герой, то и дело сгоняемый даже с дорогой ему земли.
Что священно, вечно, бесценно для Ивана Африкановича, для Катерины? Они, пожалуй, даже и не признаются, что самое простое, «дешевое», легко дающееся им дороже всего. Так, «фокусом» дорогого им пространства является в повести их изба, их «дом». Он совсем не богатый, не «дорогой», во всем обычный — с передним углом, с самоваром, печью, с жердью, привинченной к потолку, люлькой («очепом») для покачивания колыбели очередного младенца. «Очеп» своего рода «ось» всего деревенского, изолированного мира. В «Прощании с Матерой» В. Распутина такой «осью», на которой как бы кружилось все колесо быта, мироздания, был посредине села царственный листвень, святое дерево.
Дом Ивана Африкановича вынес множество ударов — и вечную нужду послевоенных лет, эксперименты «раскрестьянивания», но чудом уцелел благодаря «ладу», крестьянской памяти, здравому смыслу, защитной силе семьи. Вся повесть — это цепочка комических или шутейных ситуаций, сцен трудов и необидных ссор героев в рамках «своего», природного мира, «деревенского космоса», живущего по законам гармонии, «лада».
Однако не следует видеть в В. Белове, авторе «Привычного дела», морализатора, проповедника, недруга городской цивилизации. Он не является таковым даже в романе «Все впереди» (1986). В. Белов, безусловно, испытывает немалое творческое счастье, вживаясь в характеры своих «детей земли», вслушиваясь в их голоса (он умеет изображать и само слово, поэзию «сказа»), искусно соединяя пестрые сценки в единое целое. Писатель показывает, как его герой тайком по ночам косит сено в лесу для своей коровы («третью ночь спал Иван Африканович всего часа по два, дело привычное»), как он же яростно требует справку на паспорт для поездки в город («ступил на середину конторы и закричал: — Справку давай! На моих глазах пиши справку!»). И в финальные картины повести тоже вплетены сцены, раскрывающие этот же характер. Потеряв Катерину, Иван Африканович заблудился в лесу, беспомощно подставил лицо «беззвучному прилипчивому дождю», услышал какой-то «всесветный и еще призрачный шум»… Ho каким-то чудом отчаяние было побеждено, герой вернулся в деревню, в осиротевший дом…
Оттого, что взгляд писателя все чаще начинал обращаться в прошлое, к фольклору, народной эстетике, проза В. Белова становилась еще современнее. Нынешний «разлад» может исправить былой «лад» (гармония между человеком и природой). Итог многих суждений В. Белова о «ладе» в связи с повестями Белова, самой книгой «Лад», этой энциклопедией жизни крестьянина, насыщенной преданиями, сказками, рассказами-картинами, подвел исследователь Ю. Селезнев:
«Цель его («лада».—В.Ч.)… в том, чтобы через многообразие проявлений народной жизни осмыслить основания, понять природу ее единства, ее целостности. Эту основу… Белов и воплотил в понятии „лад“».
Это чрезвычайно емкое русское слово действительно являет собой единство многообразия: это и вселенский лад — целый мир, гармония миропорядка; это и лад определенного уклада общественной жизни — жизни и любви: дружба, братство, добрососедство, взаимопонимание; и жизни семейной: лад — это супружество, лада — любимый, милый, желанный человек; и трудовой — ладить — делать хорошо, с умением, вкусом… лад — это согласие, гармония».
Рейтинг
( Пока оценок нет )

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: