Как тонки линии плеча, где дерзновенно
Отпечатлели след кровавые струи!
Как в чуткой талии красив изгиб мгновенно
Развившихся колец встревоженной змеи!
Как молода она!.. Душой опустошенной
Вся — скуки тягостным объятьям предана,
Порывам похоти и страсти исступленной,
Быть может, отдалась, безумствуя, она?
Иль нечестивец тот, в любви всегда упорной
Не истощив до дна ненасытимый пыл,
Ее холодный труп, недвижный и покорный,
Страстей безмерностью бесстыдно осквернил?
Скажи, нечистый труп, ужель своей рукою
Он эту голову за пряди кос поднял,
Ужель лобзания, не дрогнувши душою,
Губами жаркими с холодных губ собрал!
Вдали от шуток злых толпы и поруганья,
От любопытного и праздного судьи,
Вкушая вечный мир, спи, странное созданье,
В могиле роковой, в холодном забытьи!
Он обойдет весь мир, но всюду к изголовью
Приникнет образ твой, тревожа смутный сон,
И не изменит он тебе, такой любовью
С тобою, верная до гроба, обручен!le français
CXI
ОСУЖДЕННЫЕ
Как тварь дрожащая, прильнувшая к пескам,
Они вперяют взор туда, в просторы моря;
Неверны их шаги, их руки льнут к рукам
С истомой сладостной и робкой дрожью горя.
Одни еще зовут под говор ручейков
Видения, полны признанья слов стыдливых,
Любви ребяческой восторгов боязливых,
И ранят дерево зеленое кустов.
Те, как монахини, походкой величавой
Бредут среди холмов, где призрачной гурьбой
Все искушения плывут багровой лавой,
Как ряд нагих грудей, Антоний [104], пред тобой;
А эти, ладонку прижав у страстной груди,
Прикрыв одеждами бичи, среди дубрав,
Стеня, скитаются во мгле ночных безлюдий,
С слюною похоти потоки слез смешав.
О девы-демоны, страдалицы святые,
Для бесконечного покинувшие мир,
Вы — стоны горькие, вы — слезы пролитые,
Вы чище Ангела, бесстыдней, чем сатир.
О сестры бедные! скорбя в мечтах о каждой,
В ваш ад за каждою я смело снизойду,
Чтоб души, полные неутолимой жаждой,
Как урны, полные любви, любить в аду!le français
CXII
ДВЕ СЕСТРИЦЫ
Разврат и Смерть, — трудясь, вы на лобзанья щедры;
Пусть ваши рубища труд вечный истерзал,
Но ваши пышные и девственные недры
Деторождения позор не разверзал.
Отверженник-поэт, что, обреченный аду,
Давно сменил очаг и ложе на вертеп.
В вас обретет покой и горькую усладу:
От угрызения спасут вертеп и склеп.
Альков и черный гроб, как два родные брата,
В душе, что страшными восторгами богата,
Богохуления несчетные родят;
Когда ж мой склеп Разврат замкнет рукой тлетворной,
Пусть над семьею мирт, собой чаруя взгляд,
Твой кипарис [105], о Смерть, вдруг встанет тенью черной!le français
CXIII
ФОНТАН КРОВИ
Струится кровь моя порою, как в фонтане,
Полна созвучьями ритмических рыданий.
Она медлительно течет, журча, пока
Повсюду ищет ран тревожная рука.
Струясь вдоль города, как в замкнутой поляне,
Средь улиц островов обозначая грани,
Поит всех жаждущих кровавая река
И обагряет мир, безбрежно широка.
Я заклинал вино — своей струей обманной
Душе грозящий страх хоть на день усыпить;
Но слух утончился, взор обострился странно;
Я умолял Любовь забвение пролить;
И вот, как ложем игл, истерзан дух любовью,
Сестер безжалостных поя своею кровью.le français
CXIV
АЛЛЕГОРИЯ
To — образ женщины с осанкой величавой,
Чья прядь в бокал вина бежит волной курчавой,
С чьей плоти каменной бесчувственно скользят
И когти похоти, и всех вертепов яд.
Она стоит, глумясь над Смертью и Развратом.
А им, желанием все сокрушать объятым,
Перед незыблемой, надменной Красотой
Дано смирить порыв неудержимый свой.
Султанша томностью, походкою — богиня;
Лишь Магометов рай — одна ее святыня;
Раскрыв объятья всем, она к себе зовет
Весь человеческий неисчислимый род.
Ты знаешь, мудрая, чудовищная дева,
Что и бесплодное твое желанно чрево,
Что плоть прекрасная есть высочайший дар,
Что всепрощение — награда дивных чар;
Чистилище и Ад ты презрела упорно;
Когда же час пробьет исчезнуть в ночи черной,
Как вновь рожденная, спокойна и горда,
Ты узришь Смерти лик без гнева, без стыда.le français
CXV
БЕАТРИЧЕ [106]
В пустыне выжженной, сухой и раскаленной
Природе жалобы слагал я, исступленный,
Точа в душе своей отравленный кинжал,
Как вдруг при свете дня мне сердце ужас сжал:
Большое облако, предвестье страшной бури,
Спускалось на меня из солнечной лазури,
И стадо демонов оно несло с собой,
Как злобных карликов, толпящихся гурьбой.
Но встречен холодно я был их скопом шумным;
Так встречная толпа глумится над безумным.
Они, шушукаясь, смеялись надо мной
И щурились, глаза слегка прикрыв рукой:
«Смотрите, как смешна карикатура эта,
Чьи позы — жалкая пародия Гамлета,
Чей взор — смущение, чьи пряди ветер рвет;
Одно презрение у нас в груди найдет
Потешный арлекин, бездельник, шут убогий,
Сумевший мастерски воспеть свои тревоги
И так пленить игрой искусных поз и слов
Цветы, источники, кузнечиков, орлов,
Что даже мы, творцы всех старых рубрик, рады
Выслушивать его публичные тирады!»
Гордец, вознесшийся высокою душой
Над грозной тучею, над шумною толпой,
Я отвести хотел главу от жалкой своры;
Но срам чудовищный мои узрели взоры..
(И солнца светлая не дрогнула стезя!)
Мою владычицу меж них увидел я:
Она насмешливо моим слезам внимала
И каждого из них развратно обнимала.le français
CXVI
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОСТРОВ ЦИТЕРУ [107]
Как птица, радостно порхая вкруг снастей,
Мой дух стремился вдаль, надеждой окрыленный,
И улетал корабль, как ангел, опьяненный
Лазурью ясною и золотом лучей.
Вот остров сумрачный и черный… То — Цитера,
Превознесенная напевами страна;
О, как безрадостна, безжизненна она!
В ней — рай холостяков, в ней скучно все и серо.
Цитера, остров тайн и праздников любви,
Где всюду реет тень классической Венеры,
Будя в сердцах людей любовь и грусть без меры,
Как благовония тяжелые струи;
Где лес зеленых мирт свои благоуханья
Сливает с запахом священных белых роз,
Где дымкой ладана восходят волны грез,
Признания любви и вздохи обожанья;
Где несмолкаемо воркуют голубки!
— Цитера — груда скал, утес бесплодный, мглистый,
Где только слышатся пронзительные свисты,
Где ужас узрел я, исполненный тоски!
О нет! То не был храм, окутанный тенями,
Где жрица юная, прекрасна и легка,
Приоткрывая грудь дыханью ветерка,
