– Женщина часто бесчестна, – проскрежетала она. – Я еще час тому думала, что мне страшно дотронуться до этого изверга… как до гада… и вот нет, он все еще для меня человек! Да убил ли он? Он ли убил? – воскликнула она вдруг истерически, быстро обращаясь к Ивану Федоровичу. Алеша мигом понял, что этот самый вопрос она уже задавала Ивану Федоровичу, может, всего за минуту пред его приходом, и не в первый раз, а в сотый, и что кончили они ссорой.
– Я была у Смердякова… Это ты, ты убедил меня, что он отцеубийца. Я только тебе и поверила! – продолжала она, все обращаясь к Ивану Федоровичу. Тот как бы с натуги усмехнулся. Алеша вздрогнул, услышав это ты. Он и подозревать не мог таких отношений.
– Ну, однако, довольно, – отрезал Иван. – Я пойду. Приду завтра. – И тотчас же повернувшись, вышел из комнаты и прошел прямо на лестницу. Катерина Ивановна вдруг с каким-то повелительным жестом схватила Алешу за обе руки.
– Ступайте за ним! Догоните его! Не оставляйте его одного ни минуты, – быстро зашептала она. – Он помешанный. Вы не знаете, что он помешался? У него горячка, нервная горячка! Мне доктор говорил, идите, бегите за ним…
Алеша вскочил и бросился за Иваном Федоровичем. Тот не успел отойти и пятидесяти шагов.
– Чего тебе? – вдруг обернулся он к Алеше, видя, что тот его догоняет, – велела тебе бежать за мной, потому что я сумасшедший. Знаю наизусть, – раздражительно прибавил он.
– Она, разумеется, ошибается, но она права, что ты болен, – сказал Алеша. – Я сейчас смотрел у ней на твое лицо; у тебя очень больное лицо, очень, Иван!
Иван шел не останавливаясь. Алеша за ним.
– А ты знаешь, Алексей Федорович, как сходят с ума? – спросил Иван совсем вдруг тихим, совсем уже не раздражительным голосом, в котором внезапно послышалось самое простодушное любопытство.
– Нет, не знаю; полагаю, что много разных видов сумасшествия.
– А над самим собой можно наблюдать, что сходишь с ума?
– Я думаю, нельзя ясно следить за собой в таком случае, – с удивлением отвечал Алеша. Иван на полминутки примолк.
– Если ты хочешь со мной о чем говорить, то перемени, пожалуйста, тему, – сказал он вдруг.
– А вот, чтобы не забыть, к тебе письмо, – робко проговорил Алеша и, вынув из кармана, протянул к нему письмо Лизы. Они как раз подошли к фонарю. Иван тотчас же узнал руку.
– А, это от того бесенка! – рассмеялся он злобно и, не распечатав конверта, вдруг разорвал его на несколько кусков и бросил на ветер. Клочья разлетелись.
– Шестнадцати лет еще нет, кажется, и уж предлагается! – презрительно проговорил он, опять зашагав по улице.
– Как предлагается? – воскликнул Алеша.
– Известно, как развратные женщины предлагаются.
– Что ты, Иван, что ты? – горестно и горячо заступился Алеша. – Это ребенок, ты обижаешь ребенка! Она больна, она сама очень больна, она тоже, может быть, с ума сходит… Я не мог тебе не передать ее письма… Я, напротив, от тебя хотел что услышать… чтобы спасти ее.
– Нечего тебе от меня слышать. Коль она ребенок, то я ей не нянька. Молчи, Алексей. Не продолжай. Я об этом даже не думаю.
Помолчали опять с минуту.
– Она теперь всю ночь молить Божию Матерь будет, чтоб указала ей, как завтра на суде поступить, – резко и злобно заговорил он вдруг опять.
– Ты… ты об Катерине Ивановне?
– Да. Спасительницей или губительницей Митеньки ей явиться? О том молить будет, чтоб озарило ее душу. Сама еще, видите ли, не знает, приготовиться не успела. Тоже меня за няньку принимает, хочет, чтоб я ее убаюкал!
– Катерина Ивановна любит тебя, брат, – с грустным чувством проговорил Алеша.
– Может быть. Только я до нее не охотник.
– Она страдает. Зачем же ты ей говоришь… иногда… такие слова, что она надеется? – с робким упреком продолжал Алеша, – ведь я знаю, что ты ей подавал надежду, прости, что я так говорю, – прибавил он.
– Не могу я тут поступить как надо, разорвать и ей прямо сказать! – раздражительно произнес Иван. – Надо подождать, пока скажут приговор убийце. Если я разорву с ней теперь, она из мщения ко мне завтра же погубит этого негодяя на суде, потому что его ненавидит и знает, что ненавидит. Тут все ложь, ложь на лжи! Теперь же, пока я с ней не разорвал, она все еще надеется и не станет губить этого изверга, зная, как я хочу вытащить его из беды. И когда только придет этот проклятый приговор!
Слова «убийца» и «изверг» больно отозвались в сердце Алеши.
– Да чем таким она может погубить брата? – спросил он, вдумываясь в слова Ивана. – Что она может показать такого, что прямо могло бы сгубить Митю?
– Ты этого еще не знаешь. У нее в руках один документ есть, собственноручный, Митенькин, математически доказывающий, что он убил Федора Павловича.
– Этого быть не может! – воскликнул Алеша.
– Как не может? Я сам читал.
– Такого документа быть не может! – с жаром повторил Алеша. – Не может быть, потому что убийца не он. Не он убил отца, не он!
Иван Федорович вдруг остановился.
– Кто же убийца, по-вашему, – как-то холодно по-видимому спросил он, и какая-то даже высокомерная нотка прозвучала в тоне вопроса.
– Ты сам знаешь кто, – тихо и проникновенно проговорил Алеша.
– Кто? Эта басня-то об этом помешанном идиоте эпилептике? Об Смердякове?
Алеша вдруг почувствовал, что весь дрожит.
– Ты сам знаешь кто, – бессильно вырвалось у него. Он задыхался.
– Да кто, кто? – уже почти свирепо вскричал Иван. Вся сдержанность вдруг исчезла.
– Я одно только знаю, – все так же почти шепотом проговорил Алеша. – Убил отца не ты.
– «Не ты»! Что такое не ты? – остолбенел Иван.
– Не ты убил отца, не ты! – твердо повторил Алеша.
С полминуты длилось молчание.
– Да я и сам знаю, что не я, ты бредишь? – бледно и искривленно усмехнувшись, проговорил Иван. Он как бы впился глазами в Алешу. Оба опять стояли у фонаря.
– Нет, Иван, ты сам себе несколько раз говорил, что убийца ты.
– Когда я говорил?.. Я в Москве был… Когда я говорил? – совсем потерянно пролепетал Иван.
– Ты говорил это себе много раз, когда оставался один в эти страшные два месяца, – по-прежнему тихо и раздельно продолжал Алеша. Но говорил он уже как бы вне себя, как бы не своею волей, повинуясь какому-то непреодолимому велению. – Ты обвинял себя и признавался себе, что убийца никто как ты. Но убил не ты, ты ошибаешься, не ты убийца, слышишь меня, не ты! Меня Бог послал тебе это сказать.
