Она не отвечала, губы ее вздрагивали. Кажется, ей хотелось что-то сказать мне; но она скрепилась и смолчала. Я встал, чтоб идти к Наташе. В этот раз я оставил Елене ключ, прося ее, если кто придет и будет стучаться, окликнуть и спросить: кто такой? Я совершенно был уверен, что с Наташей случилось что-нибудь очень нехорошее, а что она до времени таит от меня, как это и не раз бывало между нами. Во всяком случае, я решился зайти к ней только на одну минутку, иначе я мог раздражить ее моею назойливостью.
Так и случилось. Она опять встретила меня недовольным, жестким взглядом. Надо было тотчас же уйти; а у меня ноги подкашивались.
– Я к тебе на минутку, Наташа, – начал я, – посоветоваться: что мне делать с моей гостьей? – И я начал поскорей рассказывать все про Елену. Наташа выслушала меня молча.
– Не знаю, что тебе посоветовать, Ваня, – отвечала она. – По всему видно, что это престранное существо. Может быть, она была очень обижена, очень напугана. Дай ей по крайней мере выздороветь. Ты ее хочешь к нашим?
– Она все говорит, что никуда от меня не пойдет. Да и бог знает, как там ее примут, так что я и не знаю. Ну что, друг мой, как ты? Ты вчера была как будто нездорова! – спросил я ее робея.
– Да… у меня и сегодня что-то голова болит, – отвечала она рассеянно. – Не видал ли кого из наших?
– Нет. Завтра схожу. Ведь вот завтра суббота…
– Так что же?
– Вечером будет князь…
– Так что же? Я не забыла.
– Нет, я ведь только так…
Она остановилась прямо передо мной и долго и пристально посмотрела мне в глаза. В ее взгляде была какая-то решимость, какое-то упорство; что-то лихорадочное, горячечное.
– Знаешь что, Ваня, – сказала она, – будь добр, уйди от меня, ты мне очень мешаешь…
Я встал с кресел и с невыразимым удивлением смотрел на нее.
– Друг мой, Наташа! Что с тобой? Что случилось? – вскричал я в испуге.
– Ничего не случилось! Все, все завтра узнаешь, а теперь я хочу быть одна. Слышишь, Ваня: уходи сейчас. Мне так тяжело, так тяжело смотреть на тебя!
– Но скажи мне по крайней мере…
– Все, все завтра узнаешь! О боже мой! Да уйдешь ли ты?
Я вышел. Я был так поражен, что едва помнил себя. Мавра выскочила за мной в сени.
– Что, сердится? – спросила она меня. – Я уж и подступиться к ней боюсь.
– Да что с ней такое?
– А то, что наш-то третий день носу к нам не показывал!
– Как третий день? – спросил я в изумлении, – да она сама вчера говорила, что он вчера утром был да еще вчера вечером хотел приехать…
– Какое вечером! Он и утром совсем не был! Говорю тебе, с третьего дня глаз не кажет. Неужто сама вчера сказывала, что утром был?
– Сама говорила.
– Ну, – сказала Мавра в раздумье, – значит, больно ее задело, когда уж перед тобой признаться не хочет, что не был. Ну, молодец!
– Да что ж это такое! – вскричал я.
– А то такое, что и не знаю, что с ней делать, – продолжала Мавра, разводя руками. – Вчера еще было меня к нему посылала, да два раза с дороги воротила. А сегодня так уж и со мной говорить не хочет. Хоть бы ты его повидал. Я уж и отойти от нее не смею.
Я бросился вне себя вниз по лестнице.
– К вечеру-то будешь у нас? – закричала мне вслед Мавра.
– Там увидим, – отвечал я с дороги. – Я, может, только к тебе забегу и спрошу: что и как? Если только сам жив буду.
Я действительно почувствовал, что меня как будто что ударило в самое сердце.ГЛАВА X
Я отправился прямо к Алеше. Он жил у отца в Малой Морской. У князя была довольно большая квартира, несмотря на то что он жил один. Алеша занимал в этой квартире две прекрасные комнаты. Я очень редко бывал у него, до этого раза всего, кажется, однажды. Он же заходил ко мне чаще, особенно сначала, в первое время его связи с Наташей.
Его не было дома. Я прошел прямо в его половину и написал ему такую записку:
"Алеша, вы, кажется, сошли с ума. Так как вечером во вторник ваш отец сам просил Наташу сделать вам честь быть вашей женою, вы же этой просьбе были рады, чему я свидетелем, то, согласитесь сами, ваше поведение в настоящем случае несколько странно. Знаете ли, что вы делаете с Наташей? Во всяком случае, моя записка вам напомнит, что поведение ваше перед вашей будущей женою в высшей степени недостойно и легкомысленно. Я очень хорошо знаю, что не имею никакого права вам читать наставления, но не обращаю на это никакого внимания.
P. S. О письме этом она ничего не знает, и даже не она мне говорила про вас".
Я запечатал записку и оставил у него на столе. На вопрос мой слуга отвечал, что Алексей Петрович почти совсем не бывает дома и что и теперь воротится не раньше, как ночью, перед рассветом.
Я едва дошел домой. Голова моя кружилась, ноги слабели и дрожали. Дверь ко мне была отворена. У меня сидел Николай Сергеич Ихменев и дожидался меня. Он сидел у стола и молча, с удивлением смотрел на Елену, которая тоже с неменьшим удивлением его рассматривала, хотя упорно молчала. «То-то, – думал я, – она должна ему показаться странною».
– Вот, брат, целый час жду тебя и, признаюсь, никак не ожидал… тебя так найти, – продолжал он, осматриваясь в комнате и неприметно мигая мне на Елену. В глазах его изображалось изумление. Но, вглядевшись в него ближе, я заметил в нем тревогу и грусть. Лицо его было бледнее обыкновенного.
– Садись-ка, садись, – продолжал он с озабоченным и хлопотливым видом, – вот спешил к тебе, дело есть; да что с тобой? На тебе лица нет.
– Нездоровится. С самого утра кружится голова.
– Ну, смотри, этим нечего пренебрегать. Простудился, что ли?
– Нет, просто нервный припадок. У меня это иногда бывает. Да вы-то здоровы ли?
– Ничего, ничего! Это так, сгоряча. Есть дело. Садись.
Я придвинул стул и уселся лицом к нему у стола. Старик слегка нагнулся ко мне и начал полушепотом:
– Смотри не гляди на нее и показывай вид, как будто мы говорим о постороннем. Это что у тебя за гостья такая сидит?
– После вам все объясню, Николай Сергеич. Это бедная девочка, совершенная сирота, внучка того самого Смита, который здесь жил и умер в кондитерской.
– А, так у него была и внучка! Ну, братец, чудак же она! Как глядит, как глядит! Просто говорю: еще бы ты минут пять не пришел, я бы здесь не высидел. Насилу отперла и до сих пор ни слова; просто жутко с ней, на человеческое существо не похожа. Да как она здесь очутилась? А, понимаю, верно, к деду пришла, не зная, что он умер.
