Да, вот было и позабыл самое главное: как будете, господа, ехать ко мне, то прямехонько берите путь по столбовой дороге на Диканьку. Я нарочно и выставил ее на первом листке, чтобы скорее добрались до нашего хутора. Про Диканьку же, думаю, вы наслышались вдоволь. И то сказать, что там дом почище какого-нибудь пасичникова куреня. А про сад и говорить нечего: в Петербурге вашем, верно, не сыщете такого. Приехавши же в Диканьку, спросите только первого попавшегося навстречу мальчишку, пасущего в запачканной рубашке гусей: «А где живет пасичник Рудый Панько?» — «А вот там!» — скажет он, указавши пальцем, и, если хотите, доведет вас до самого хутора. Прошу, однако ж, не слишком закладывать назад руки и, как говорится, финтить, потому что дороги по хуторам нашим не так гладки, как перед вашими хоромами. Фома Григорьевич третьего году, приезжая из Диканьки, понаведался-таки в провал с новою таратайкою своею и гнедою кобылою, несмотря на то что сам правил и что сверх своих глаз надевал по временам еще покупные.
Зато уже как пожалуете в гости, то дынь подадим таких, какие вы отроду, может быть, не ели; а меду, и забожусь, лучшего не сыщете на хуторах. Представьте себе, что как внесешь сот — дух пойдет по всей комнате, вообразить нельзя какой: чист, как слеза или хрусталь дорогой, что бывает в серьгах. А какими пирогами накормит моя старуха! Что за пироги, если б вы только знали: сахар, совершенный сахар! А масло так вот и течет по губам, когда начнешь есть. Подумаешь, право: на что не мастерицы эти бабы! Пили ли вы когда-либо, господа, грушевый квас с терновыми ягодами или варенуху с изюмом и сливами? Или не случалось ли вам подчас есть путрю с молоком? Боже ты мой, какие на свете нет кушаньев! Станешь есть — объяденье, да и полно. Сладость неописанная! Прошлого года… Однако ж что я, в самом деле, разболтался?.. Приезжайте только, приезжайте поскорей; а накормим так, что будете рассказывать и встречному и поперечному. Пасичник Рудый Панько.
На всякий случай, чтобы не помянули меня недобрым словом, выписываю сюда, по азбучному порядку, те слова, которые в книжке этой не всякому понятны.Банду’ра, инструмент, род гитары.Бато’г, кнут.Боля’чка, золотуха.Бо’ндарь, бочарь.Бу’блик, круглый крендель, баранчик.Буря’к, свекла.Бухане’ц, небольшой хлеб.Ви’нница, винокурня.Галу’шки, клецки.Голодра’бец, бедняк, бобыль.Гопа’к, малороссийский танец.Горлица, малороссийский танец.Ди’вчина, девушка.Дивча’та, девушки.Дижа’, кадка.Дрибу’шки, мелкие косы.Домови’на, гроб.Ду’ля, шиш.Дука’т, род медали, носится на шее.Зна’хор, многознающий, ворожея.Жи’нка, жена.Жупа’н, род кафтана.Кагане’ц, род светильни.Кле’пки, выпуклые дощечки, из коих составлена бочка.Книш, род печеного хлеба.Ко’бза, музыкальный инструмент.Комо’ра, амбар.Кора’блик, головной убор.Кунту’ш, верхнее старинное платье.Корова’й, свадебный хлеб.Ку’холь, глиняная кружка.Лысый дидько, домовой, демон.Лю’лька, трубка.Маки’тра, горшок, в котором трут мак.Макого’н, пест для растирания мака.Малаха’й, плеть.Ми’ска, деревянная тарелка.Молоди’ца, замужняя женщина.На’ймыт, нанятой работник.На’ймычка, нанятая работница.Оселе’дец, длинный клок волос на голове, заматывающийся на ухо.Очи’пок, род чепца.Пампу’шки, кушанье из теста.Па’сичник, пчеловод.Па’рубок, парень.Пла’хта, нижняя одежда женщин.Пе’кло, ад.Пере’купка, торговка.Переполо’х, испуг.Пе’йсики, жидовские локоны.Пове’тка, сарай.Полутабе’нек, шелковая материя.Пу’тря, кушанье, род каши.Рушни’к, утиральник.Сви’тка, род полукафтанья.Синдя’чки, узкие ленты.Сластёны, пышки.Сво’лок, перекладина под потолком.Сливя’нка, наливка из слив.Сму’шки, бараний мех.Со’няшница, боль в животе.Сопи’лка, род флейты.Стуса’н, кулак.Стри’чки, ленты.Тройча’тка, тройная плеть.Хло’пец, парень.Ху’тор, небольшая деревушка.Ху’стка, платок носовой.Цибу’ля, лук.Чумаки’, обозники, едущие в Крым за солью и рыбою.Чупри’на,чуб, длинный клок волос на голове.Ши’шка, небольшой хлеб, делаемый на свадьбах.Юшка, соус, жижа.Ятка, род палатки или шатра.
Сорочинская ярмарка
I
Менi нудно в хатi жить.
Ой, вези ж мене iз дому,
Де багацько грому, грому,
Де гопцюють все дiвки,
Де гуляють парубки!
Из старинной легенды
Как упоителен, как роскошен летний день в Малороссии! Как томительно жарки те часы, когда полдень блещет в тишине и зное и голубой неизмеримый океан, сладострастным куполом нагнувшийся над землею, кажется, заснул, весь потонувши в неге, обнимая и сжимая прекрасную в воздушных объятиях своих! На нем ни облака. В поле ни речи. Все как будто умерло; вверху только, в небесной глубине, дрожит жаворонок, и серебряные песни летят по воздушным ступеням на влюбленную землю, да изредка крик чайки или звонкий голос перепела отдается в степи. Лениво и бездумно, будто гуляющие без цели, стоят подоблачные дубы, и ослепительные удары солнечных лучей зажигают целые живописные массы листьев, накидывая на другие темную, как ночь, тень, по которой только при сильном ветре прыщет золото. Изумруды, топазы, яхонты эфирных насекомых сыплются над пестрыми огородами, осеняемыми статными подсолнечниками. Серые стога сена и золотые снопы хлеба станом располагаются в поле и кочуют по его неизмеримости. Нагнувшиеся от тяжести плодов широкие ветви черешен, слив, яблонь, груш; небо, его чистое зеркало — река в зеленых, гордо поднятых рамах… как полно сладострастия и неги малороссийское лето!
Такою роскошью блистал один из дней жаркого августа тысячу восемьсот… восемьсот… Да, лет тридцать будет назад тому, когда дорога, верст за десять до местечка Сорочинец, кипела народом, поспешавшим со всех окрестных и дальних хуторов на ярмарку. С утра еще тянулись нескончаемою вереницею чумаки с солью и рыбою. Горы горшков, закутанных в сено, медленно двигались, кажется, скучая своим заключением и темнотою; местами только какая-нибудь расписанная ярко миска или макитра хвастливо выказывалась из высоко взгроможденного на возу плетня и привлекала умиленные взгляды поклонников роскоши. Много прохожих поглядывало с завистью на высокого гончара, владельца сих драгоценностей, который медленными шагами шел за своим товаром, заботливо окутывая глиняных своих щеголей и кокеток ненавистным для них сеном.
