Краткое содержание
«Тарас Бульба» Гоголь Н.В.
— А поворотись-ка, сын! Экий ты смешной какой! Что это на вас за поповские подрясники?
Такими словами встретил Тарас Бульба, казацкий полковник, своих сыновей Остапа и Андрия, вернувшихся домой после обучения в киевской бурсе. Сыновья его только что слезли с коней. Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие, здоровые лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще не касалась бритва. Они были смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза в землю.
— Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, — продолжал он, поворачивая их, — какие же длинные на вас свитки! Экие свитки! Таких свиток еще на свете не было. А побеги который-нибудь из вас, я посмотрю, не шлепнется ли он на землю, запутавшись в полы.
— Не смейся, не смейся, батьку! — сказал, наконец, старший из них.
— Смотри ты,'какой пышный! А отчего ж бы не смеяться?
— Да так; хоть ты мне и батько, а как будешь смеяться, то, ей-богу, поколочу!
— Ах ты, сякой-такой сын! как! батька? — сказал Тарас Бульба, отступивши с удивлением несколько шагов назад.
— Да хоть и батька. За обиду не посмотрю и не уважу никого.
— Как же хочешь ты со мною биться? разве на кулаки?
— Да уж на чем бы то ни было.
— Ну, давай на кулаки! — говорил Бульба, засучив рукава. — Посмотрю я, что за человек ты в кулаке!
И отец с сыном, вместо приветствия после давней отлучки, начали садить друг другу тумаки и в бока, и в поясницу, и в грудь, то отступая и оглядываясь, то вновь наступая.
Вот такой была встреча после долгой разлуки.
Тут выбежала их старенькая добрая мать, соскучившаяся по своим детям, стала укорять мужа: «Совсем спятил с ума! Дети домой приехали, больше года их не видели, а он задумал невесть что: на кулаки биться!» Она бросилась обнимать младшего, Андрия, который был не так суров, как старший брат, и чувство нежности ему было не чуждо.
Тарас быстро прекратил эту, как он говорил, «нежбу», повел сыновей в хату, на стол приказал подать не сладости какие-нибудь, а еду настоящих мужчин — мясо, горилку. Он позвал друзей-казаков, чтобы показать, какие славные и сильные сыны у него. Больше всего Тарасу хотелось увидеть их в настоящем деле — в бою. Поэтому он решил через неделю отправить их в Запорожскую Сечь. Но, выпив горилки и любуясь своими рослыми и мужественными сыновьями, раззадорился и решил уже утром и сам вместе с ними отправляться в путь.
Это решение привело в отчаяние его жену, которая со слезами всю ночь просидела над своими сыновьями, боясь хоть минуту упустить в этой короткой встрече с детьми. Но возразить мужу она не смела — безропотная покорность была уделом жен лихих запорожских казаков.
Наутро Остап и Андрий вместо своих бурсацких одежд оделись в казацкие широкие, как Черное море, шаровары, яркие казакины, сапоги с серебряными подковами. Заткнули за пояс чеканные турецкие пистолеты, сабля бряцала по ногам их. Вмиг преобразились, похорошели молодые казаки.
Мать, увидев их такими, не могла скрыть своего горя: она родила и вскормила своей грудью таких соколов, а теперь должна разлучиться с ними надолго, может быть, навсегда. Обливаясь слезами, благословила их в дорогу, а саму ее, почти бесчувственную, унесли в хату. Но когда казаки уже выехали со двора, она бросилась вслед за ними, ухватилась за стремя коня, на котором сидел один из сыновей. Это материнское отчаяние смутило Тараса Бульбу, он даже пожалел о своем скором решении, но менять его не стал.
Долго ехали они бескрайней украинской степью — цветущей и душистой, наполненной птичьим свистом, как музыкой. В траве едва не утопали кони, в вышине вольно реяли птицы. Эта вольная и великолепная красота повергла путников в задумчивость. Тарас думал о своей молодости, о боевых товарищах — кого из них теперь он встретит в Сечи? Сыновья были заняты другими мыслями. Остап был суров к любым побуждениям, кроме войны и пирушки. По крайней мере, ни о чем другом он не думал. Но он был прямодушным и добрым, поэтому мысли о слезах матери заставили его задумчиво опустить голову. Одно это его только и смущало. У Остапа был твердый и независимый характер. Когда в двенадцать лет его с братом отдали в бурсу, он несколько раз сбегал оттуда, закапывал в землю свой букварь. И только когда отец пригрозил, что оставит его в ученье на двадцать лет, смирился. Тарас, вслух посмеивающийся над науками, все-таки не хотел, чтобы сыновья его были неучами.
Совсем о другом думал Андрий. Его память возвращалась в Киев, где он увидел впервые прекрасную польскую панночку. Она и теперь тревожила его сердце. Андрий тоже был сильным и отчаянно храбрым юношей, но более чувствительным. Он хорошо и охотно учился, науки давались ему легко. Преданный товарищ, всегда участвовавший в разных затеях и даже являвшийся их организатором, он между тем любил бродить в одиночестве по улицам старого Киева. Однажды, зазевавшись, чуть не попал под колымагу какого-то польского пана. А когда возница хлестнул его бичом, ухватился за колесо и держал повозку, пока возница не ударил лошадей и они рванули. Андрий упал лицом в грязь. Когда встал, увидел, что за этой картиной со смехом наблюдает из окна ослепительно красивая молодая полячка. Ее красота так поразила Андрия, что в следующую же ночь он пробрался в ее спальню, чем сильно напугал красавицу. Но когда она увидела, как смущен и растерян бурсак, опять стала смеяться, а потом попросила свою служанку-татарку незаметно вывести его из дома. Об этой красавице и думал Андрий по пути в Сечь.
Но вот казаки подъехали к низовьям Днепра, переправились на остров паромом. Яркая картина вольного казачьего быта развернулась перед ними. Запорожцы пили, гуляли. Вот прямо в луже лежит могучий хмельной казак в нарядной одежде — он словно демонстрирует пренебрежение к своему дорогому облачению. Несколько дюжих запорожцев лежат на дороге с трубками в зубах. В толпе музыкантов лихо отплясывает молодой казак. На тесных улочках мастеровые разных национальностей шьют одежду запорожцам, готовят еду — это они одевали и кормили казаков, которые умели только гулять да воевать. С -первого взгляда Сечь напоминает ярмарку. Это было время перемирия, и запорожцы предавались разгулу.
