Где-то наверху стукнул ставень, и раздался голос:
— Сейчас!
Через минуту, показавшуюся Пете часом, двери черного хода выскочил красный, потный человек без пальто, в пиджаке, испачканном мелом.
Петя увидел и ахнул.
Это был Терентий.
— Давай, давай, давай! — бормотал Терентий, обтирая рукавом мокрое лицо.
Не обращая внимания на самого Петю, он бросился к его ранцу:
— скорей! Спасибо, в самый раз! А то у нас ни черта не осталось.
Он нетерпеливо расстегнул ремешки, сопя, переложил мешочки ранца в карманы и бросился назад, успев крикнуть:
— Пущай Иосиф Карлович сей же час присылает еще! Тащите что есть. А то не продержимся.
— Ладно, — сказал Гаврик, — принесем.
Тут под крышу ударила пуля, и на мальчиков посыпалcя розовый порошок кирпича.
Они поспешили той же дорогой назад, на Малую Арнаутскую, и взяли новую партию "товара". Ранец на этот раз был так тяжел, что Петя его еле тащил.
Теперь мальчик, конечно, прекрасно понимал уже, какие это ушки. В другое время он бросил бы все и убежал домой. Но в этот день он, охваченный до самого дна души азартом опасности, гораздо более могущественным, чем азарт игры, ни за что не согласился бы оставить товарища одного. К тому же он не мог отказаться от славы Гаврика Одна мысль, что он будет лишен права рассказывать потом о своих похождениях, сразу заставила его пренебречь всеми опасностями.
Гаврик и Петя отправились обратно. Но как менился за это время город! Теперь он кипел.
Улицы то наполнялись бегущим в разные стороны народом, то вдруг пустели мгновенно, подметенные железной метелкой залпа.
Мальчики подходили уже к заставе, как вдруг Гаврик схватил Петю за руку и быстро втащил в ближайшую подворотню.
— Стой!
— Что?
Не выпуская Истиной руки, Гаврик осторожно выглянул ворот и тотчас отвалился назад, прижавшись спиной к стене под черной доской с фамилиями жильцов.
— Слышь, Петька… Дальше не пройдем… Там ходит тот самый черт, который мне ухи крутил… Смотри…
Петя на цыпочках подошел к воротам и выглянул. Возле заставы, мимо вывернутых чугунных решеток сквера и винтовок, составленных в козлы, по мостовой прогуливался господин в драповом пальто и каракулевой шляпе пирожком. Он повернулся, и Петя увидел бритое грубое лицо с мясистым носом. Что-то было в этом незнакомом лице очень знакомое. Где-то Петя его уже видел. Но где? Что-то мешало мальчику вспомнить. Может быть, мешала синева над верхней губой? И вдруг он вспомнил. Конечно, это был тот самый усатый с парохода "Тургенев", но только бритый, без усов. Он тогда врезался в памяти на всю жнь. Петя узнал бы его тысячи даже бритым.
— Усатый, — прошептал Петя, становясь рядом с Гавриком, ранцем к стенке. — Который ловил матроса. Только теперь без усов. Помнишь, я тебе говорил, а ты еще смеялся.
— Ишь, побрился, чтоб не узнали… Шкура… Он меня знает как облупленного, — сказал Гаврик с досадой. — Ни за что не пройдем.
— А может, пройдем?
— Смеешься?
Гаврик выглянул ворот.
— Ходит…
Гаврик сжал кулачок и стал со злостью грызть костяшки пальцев.
— А они тама сидят и дожидаются… У, дракон!
В наступившей на минуту полной и глубокой тишине восстания слышались отдаленные выстрелы. Их шум перекатывался где-то по крышам города.
— Слышь, Петька, — сказал вдруг Гаврик, — понимаешь, они тама сидят и даром дожидаются… без товара… Их тама всех перестреляют, очень просто… А я не могу идти, потому что этот черт непременно за мной прилипнет!
Злые слезы закипели на глазах Гаврика. Он сильно потянул носом, высморкался в землю и сердито посмотрел Пете в глаза:
— Чуешь, что я тебе говорю?
— Чую, — одними губами проговорил Петя, бледнея от этого сердитого, дружеского, настойчивого и вместе с тем умоляющего взгляда товарища.
— Сможешь пойтить один? Не сдрейфишь?
От волнения Петя не мог выговорить ни слова. Он крупно глотнул, кивнув головой. Воровато озираясь по сторонам и выглядывая ворот, Гаврик стал набивать Петины карманы своими мешочками.
— Слышь, все отдашь, весь т И что в ранце, отдашь, и что в карманах. А если поймаешься, молчи и отвечай, что нашел на улице и ничего не знаешь. Понял?
— Понял.
— Как только отдашь, так беги сюда обратно, я тебя буду тута дожидаться, в воротах. Понял?
— Понял.
С неудобно раздутыми карманами Петя, почти ничего не сознавая от страха и волнения, подошел к заставе.
— Куда лезешь, не видишь, что ли? — закричал усатый, бросаясь к мальчику.
— Дяденька, — захныкал Петя привычным тоненьким голосом Гаврика, — пожалуйста, пропустите, мы живем тут недалеко, на Александровском проспекте, в большом сером доме, мама очень беспокоится: наверное, думает, что меня убили.
И совершенно натуральные слезы брызнули его глаз, катясь по замурзанным пухлым щечкам. Усатый с отвращением посмотрел на маленькую фигурку приготовишки и взял Петю за ранец. Он подвел мальчика к обочине мостовой и слегка поддал коленом:
— Жарь!
Не чувствуя под собой ног, Петя побежал к вестному дому.
38 ШТАБ БОЕВИКОВ
Мальчик шмыгнул в ворота, стал пробираться через Проходя здесь час тому назад с Гавриком, Петя не испытывал особенного беспокойства. Тогда он чувствовал себя под надежной защитой друга, ловкого и опытного. Избавленный от необходимости думать самому, он был всего лишь послушным спутником, лишенным собственной воли. За него думал и действовал другой, более сильный.
Теперь мальчик был совершенно один. Он мог рассчитывать только на самого себя и ни на кого больше.
И тотчас в отсутствие Гаврика мир стал вокруг Пети грозным, громадным, полным скрытых опасностей.
Опасность пряталась в каменных арках внутренней галереи, среди зловещих ящиков и старой, поломанной мебели. Она неподвижно стояла посредине двора за шелковицей, ободранной зубами лошадей. Она выглядывала черной дыры мусорного ящика.
Все вещи вокруг мальчика приобретали преувеличенные размеры. Громадные казачьи лошади теснились, напирая на Петю золотисто-атласными танцующими крупами. Чудовищные хвосты со свистом били по ранцу. Чубатые казаки в синих шароварах с красными лампасами прыгали на одной ноге, вдев другую в стремя.
— Справа-а по три-и-и! — кричал осипший голос хорунжего.
Вырванная ножен шашка зеркальной дугой повисла в воздухе над приплюснутыми набекрень фуражками донцов.