Это было все, что могла предложить дедушкина семья друзьям и знакомым, разделявшим ее горе.
Некоторым подходивших за колевом рыбакам Гаврик говорил с поклоном:
— Кланялся вам Терентий, просил не забывать: завтра часов в двенадцать маевка на своих шаландах против Аркадии.
— Приедем.
Наконец в опустошенной миске осталось всего четыре лиловых мармеладки.
Тогда Гаврик с достоинством поклонился тем, кому не хватило, сказал: "Извиняйте", — и распределил четыре лакомых кусочка между Женечкой, Мотей и Петей, не забыв, однако, и себя. Давая Пете мармеладку, он сказал:
— Ничего. Она хорошая. Братьев Крахмальниковых. Скушай за упокой души. Поедешь завтра с нами на маевку?
— Поеду, — сказал Петя и поклонился могиле в пояс, так же точно, как это делали все другие.
Толпа не спеша разошлась. Кладбище опустело. Где-то далеко, за стеной, послышался одинокий голос, затянувший песню. Ее подхватили хором:
Прощай же, товарищ, ты честно прошел
Свой доблестный путь благородный!
Но тотчас раздался полицейский свисток. Песня прекратилась. Петя услышал шум множества ног, бегущих за стеной. И все стихло.
Несколько капель дождя окропило могилу. Но дождик лишь подразнил — перестал, не успев начаться. Стало еще более душно, сумрачно.
Мотя с мамой, Гаврик и Петя в последний раз перекрестились и пошли домой. Петя простился с друзьями у Куликова поля.
— Так не забудь, — сказал Гаврик многозначительно.
— Говоришь! — Петя с достоинством кивнул головой.
Затем он, как бы невзначай, подошел к Моте. Унительно краснея от того, что приходится обращаться с вопросом к девчонке, он быстро шепнул:
— Слышь, Мотька, что такое маевка?
Мотя сделала строгое, даже несколько постное лицо и ответила:
— Рабочая пасха.
44 МАЕВКА
Теплый дождик шел всю ночь. Он начался в апреле и кончился в мае. В девятом часу утра ветер унес последние капли.
Море курилось парным туманом, сливаясь с еще не расчищенным небом. Горонт отсутствовал. Купальни как бы висели в молочном воздухе. Лишь вилистые и глянцевитые отражения свай покачивались на волне цвета бутылочного стекла.
Гаврик и Петя гребли, с наслаждением опуская весла в воду, теплую даже на вид.
Сначала наваливались — кто кого перегребет. Но Пете трудно было тягаться с Гавриком. Маленький рыбак без особого труда одолевал гимназистика, и лодка все время крутилась.
— А ну, хлопцы, не валяйте дурака! — покрикивал Терентий, сидевший на корме, играя своей железной палочкой. — Шаланду перекинете!
Мальчики перестали тягаться, но сейчас же придумали новую игру — кто меньше брызнет.
До сих пор брызгали довольно мало. Но едва только начали стараться, брызги, как нарочно, так и полетели -под весел. Тогда мальчики стали толкать друг друга плечами и локтями.
— Уйди, босявка! — кричал Петя, заливаясь хохотом.
— От босявки слышу! — бормотал Гаврик, поджав губы, и вдруг нечаянно пустил -под весла такой фонтан, что Терентий едва успел спастись, сев на дне.
Оба мальчика задохнулись от смеха, у Пети о рта пошли даже пузыри.
— Что ж ты брызгаешься, чертяка?
— А ты не каркай под руку!
Терентий хотел было не на шутку рассердиться, но тут и его самого разобрало неудержимое, мальчишеское веселье. Он сделал зверское лицо, схватился руками за оба борта и стал о всех сил качать шаланду.
Мальчики повалились друг на друга, стукнулись головами, заорали благим матом. Потом принялись бешено колотить веслами по воде, окатывая Терентия с двух сторон целыми снопами брызг.
Терентий не остался в долгу: он проворно сунулся к воде, отворотил зажмуренное лицо и, молниеносно работая ладонями, стал обливать мальчиков. Через минуту все трос оказались мокрыми с ног до головы. Тогда они, хохоча и отдуваясь, повалились на банки и в неможении застонали.
Ветерок уносил туман. Из воды в глаза ударило солнце, словно под лодку вдруг подставили зеркало.
Берег проявлялся мути, как переводная картинка.
Яркий майский день заиграл всеми своими голубыми, сиреневыми и зелеными красками.
— Ну, побаловались, и будет, — строго сказал Терентий, вытирая рукавом мокрый лоб с белым атласным шрамом. — Пошли дальше.
Мальчики стали серьезны и налегли на весла.
Петя старательно сопел, высунув язык. Правду сказать, он немного уже устал. Но он ни за что не сознался бы в этом перед Гавриком.
Кроме того, мальчика сильно беспокоил вопрос: маевка это уже или еще не маевка? Однако ему не хотелось спрашивать, чтобы опять не оказаться в дураках, как тогда с Ближними Мельницами.
Мотя сказала, что маевка — это рабочая пасха. Но вот они уже добрых полчаса плывут вдоль берега, а до сих пор что-то не видать ни кулича, ни окорока, ни крашеных яиц. Впрочем, может быть, это так и полагается. Ведь пасха-то не просто пасха, а рабочая.
Вес же в конце концов мальчик не выдержал.
— Послушайте, — сказал он Терентию, — это уже самая маевка или еще нет?
— Еще не маевка.
— А когда она будет? Скоро?
Сказав это, Петя тотчас приготовил преувеличенно веселую, льстивую улыбку.
На основании долголетнего опыта разговоров со взрослыми он знал, что сейчас ему ответят: "Как начнется, так и будет". — "А когда начнется?" — "Как будет, так и начнется".
Но, к Петиному удивлению, Терентий ответил ему совершенно как взрослому:
— Сначала подъедем до Малого Фонтана — заберем одного человека, а там и маевку будем начинать.
Действительно, на Малом Фонтане в шаланду прыгнул франтоватый господин с тросточкой и веревочной кошелкой. Он со всего маху сел рядом с Терентием, воровато оглянулся на берег и сказал:
— Навались. Поехали.
Это был матрос.
Но боже мой, как он был наряден!
Мальчики смотрели на него с полуоткрытыми ртами, восхищенные и подавленные его неожиданным великолепием. Они до сих пор даже не предполагали, что человек может быть так прекрасен.
Мало того, что на нем были кремовые брюки, зеленые носки и ослепительно белые парусиновые туфли.
Мало того, что кармана синего пиджака высовывался алый шелковый платок и в галстуке рисунка "павлиний глаз" сверкала сапфировая подковка.
Мало того, что на груди коробком стояла крахмальная манишка, а щеки подпирал высокий крахмальный воротник с углами, отогнутыми, как у витной карточки.
