Анализ «Нате!» Маяковский
Поэты – люди необычные. Не такие, как все. У них обостренное восприятие действительности, особый, метафорический, язык. Простому обывателю поэзия чужда. Очевидно, поэтому противостояние поэта и толпы в русской литературе известно еще со времен Александра Сергеевича Пушкина, а в мировой – с древнегреческих времен. В 1828 году, в тяжелое для себя время неопределенности, одиночества Пушкин написал стихотворение «Поэт и толпа». Его герой, не имеющий взаимопонимания с «чернью тупой», предпочитает творческое уединение.
Не таков герой поэта ХХ века Владимира Маяковского. Как и сами футуристы, как и сам Владимир Маяковский, герой ранней лирики бросает вызов толпе. Даже названия этих произведений содержат призыв сродни приказу: «Послушайте!», «Нате!», «Вам!».
В стихотворении «Нате!» (1913) поэт не «небес избранник», а «грубый гунн». А собирательный образ толпы отвратителен:
Толпа озвереет, будет тереться,
ощетинит ножки стоглавая вошь.
Уже с первых строк, когда герой уверен, что через час «вытечет по капле ваш обрюзгший жир», становится очевиден обличительный пафос этого стихотворения. Причем самому поэту довелось бросить это обличение в лицо благопристойной буржуазной публике, которая собралась на открытие кабаре «Розовый фонарь», а Маяковский был приглашен в качестве гостя.
Стихотворение «Нате!» противопоставляет не просто поэта и толпу. В начале ХХ века, накануне Первой мировой войны, жизнь в России не отличалась высоким уровнем. Поэтому в кафе, рестораны, кабаре приходили люди, получавшие большие доходы: спекулянты, торгаши, мещане. Такие представители общества наживались подчас на чужой беде, сами при этом богатея, а тратили их на еду и развлечения.
Для героя этот вещный мир связан с сытостью и, как следствие, с самодовольством и тупостью. Мир героя представлен другими ценностями: его богатство – «столько стихов шкатулок», а сам он – «бесценных слов мот и транжир». Конечно, он так называет себя потому, что готов раскрыть душу любому, чтобы драгоценные слова дошли до сердца каждого, но только достойных слушателей не видит. Это либо мужчина, у которого «в усах капуста где-то недокушанных, недоеденных щей», либо женщина, на которой «белила густо», и она «смотрит устрицей из раковины вещей».
Пока они безобидны: ведь тот, кто сидит в своей «раковине вещей», может там провести всю жизнь, не причинив никому никакого вреда. Есть такой человек или нет – не интересно. Еще в сказке М. Е. Салтыкова-Щедрина «Премудрый пескарь» был высмеян такой тип обывателя, который «жил – дрожал и умирал – дрожал».
Но Маяковский понимал, что рано или поздно таких людей станет больше, и они превратятся в угрожающую силу – в «стоглавую вошь», которая «ощетинит ножки» и «в калошах и без калош» взгромоздится на «бабочку поэтиного сердца». Такая метафора, на первый взгляд, несопоставима по стилю с лексикой всего стихотворения: это не грубые слова, это не эпатирующие высказывания, наконец, это не вызов. Наоборот, бабочка – существо хрупкое и беззащитное, которое нельзя трогать руками, даже просто задевать, иначе бабочка погибнет.
После прочтения этих строк на какой-то миг становится искренне жаль героя, обреченного на такую «славу». Но уже в следующем четверостишии проявляется прежний герой – уверенный в себе, громкоголосый, презирающий всех, кто с ним не вровень. Человеческая природа, как считал Маяковский, — это единство двух начал: биологического и духовного. В буржуазном обществе эти начала разъединены, поэтому духовное не только отделено от материального – ему просто нет места. Поэтому все материальное автор изображает нарочито отталкивающе: «обрюзгший жир», «недоеденные щи», «в усах капуста».
В последнем четверостишии появляется «грубый гунн», который не только может себе позволить не кривляться перед жующей толпой, но может даже «захохотать и радостно плюнуть в лицо» тем, для кого искусство всего лишь повод развлечься. Композиция замыкается в кольцо повторением слов из начала стихотворения:
Я бесценных слов транжир и мот.
Таким образом, последнее слово остается за героем. В этом весь Маяковский. В его ранней поэзии, по признанию критиков, слышен эмоциональный диапазон – от страстного накала до застенчивой робости, от доверительного признания до гневной обличительной речи. Лирический герой становится неким средоточием гармонии, поэтому оказывается в одиночестве. Возможно, вызов, звучащий в стихотворении «Нате!» — это не столько желание обличить, сколько стремление обратить на себя внимание, быть услышанным среди миллионов разъединенных людей, найти таких же, как сам герой. Неповторимость всему стихотворению придают как неологизмы Маяковского («поэтиному»), так и его необычные метафоры («стоглавая вошь»).
