Улита. Что удивительно?
Карп. При ваших таких летах…
Улита. Каких таких? Вы на моих крестинах не были. Нечего вам говорить‑то, я вижу.
Карп. Вас от разговору моего не убудет.
Улита. Сидите тут, как филин, да прибираете, что в голову придет.
Карп. Стало быть, я вам здесь мешаю?
Улита. Это к чему еще? Напрасно вы так обо мне понимаете!
Входит Счастливцев.
Явление третье
Карп, Улита, Счастливцев.
Счастливцев. Честная компания!
Улита. Милости просим!
Карп. Ваш спит?
Счастливцев (садясь). Кто его знает!
Улита. Вы долго у нас прогостите?
Счастливцев. Что нам здесь делать!
Карп. А следовало бы. Порядок другой: вот давеча Иван Петров сейчас деньги отдал.
Улита. Конечно, мужчина.
Карп. А барыне где же! Добрые люди прикупают, а мы все продаем. Что одного лесу продано, что прочего! Набьет барыня полну коробку деньгами и держит их, и гроша никто не выпросит; а тут вдруг и полетят тысячи, и полетят.
Счастливцев. Разве летают?
Карп. Летают.
Улита. Все бедным да родственникам.
Счастливцев (не слушая). Вот бы поймать.
Карп. Да и ловят.
Улита. Все бедным да родственникам.
Карп. Как не родственникам!
Улита. А кому же, по‑вашему?
Карп. Знаем мы, кому.
Улита. Вы бы стыдились хоть при посторонних‑то!
Карп. Что его стыдиться! Он наш брат, стало быть, чего же…
Улита. Кажется, уж про нас на всю губернию известно, об нашей примерной жизни.
Карп. Я про деревню и не говорю; вот разве, что дальше будет. А в Петербурге, а в Москве?
Улита. Все‑таки вы не должны барыню осуждать.
Карп. Да разве я осуждаю! Барыня добрая, служить нам хорошо. А правду отчего не сказать? Я деньги‑то на почту вожу, так мне верней знать, кому их посылают, родственникам или нет.
Счастливцев. Любопытный разговор.
Улита. Ничего любопытного нет. Что вы! Он все сочиняет.
Карп. Доктору французу посылали? Итальянцу посылали? Топографу, что землю межует, посылали?
Улита. Ах, ах! Как это вам не стыдно!
Карп. Ну, что еще! Какой разговор! Я правду люблю. Однако же и спать. Ну вас. Счастливо оставаться!
Счастливцев. Прощайте, Осетр Савельич!
Карп. Уж ты мне, балагур! (Уходит.)
Явление четвертое
Счастливцев и Улита.
Улита. Пробовали наливочку? Не знаю, хороша ли; хотелось вам угодить, а уж, право, не знаю.
Счастливцев. Очень хороша, отличная; должно быть, вы сами ее делаете.
Улита. Я слова эти ваши не иначе как в шутку принимаю. Хотите, я вам завтра к чаю сливок принесу?
Счастливцев. Сделайте одолжение, только от бешеной коровы.
Улита. Ах, я вас не понимаю.
Счастливцев. То есть рому. Он так у нас называется.
Улита. Поищу.
Счастливцев. Поищите, если любите!..
Улита. Вот вы сказали: «если любите»! Знаете, что я вам скажу на это?
Счастливцев. Нет, не знаю.
Улита. Вы вот это слово сказали мне в насмешку. А вы нашу сестру не судите!
Счастливцев. За что же, помилуйте! Я очень доволен.
Улита. Мужчины завсегда довольны, потому на них ответу нет. А вы возьмите наше дело! Бывало… И вспоминать‑то смерть, так жизнь‑то, не живя, и коротали. Замуж тебя не пускают, любить тоже никого не приказывают… у нас насчет любви большой запрет был. Ну, одно средство: к барыне подделываешься. Ползаешь, ползаешь перед барыней‑то, то есть хуже, кажется, всякой твари последней; ну, и выползаешь себе льготу маленькую; сердцу‑то своему отвагу и дашь. Потому ведь оно живое, тоже своего требует. Уж и как эта крепость людей уродует! Про себя вам скажу… Да вам слушать‑то будет скучно… само собой, во всем этом одна только подлость. И не хочу я расстроивать ни себя, ни вас, потому как вы мне милы. (Оглядываясь.) Никак, ваш барин?
Счастливцев. Бить меня идет.
Улита. Ах, жалости какие!
Счастливцев. Я присяду, а вы меня загородите; авось не заметит. (Приседает.) Что, идет, приближается?
Улита. Нет, назад пошел; только так дико посмотрел. Какой у него взгляд! Ужасти просто; так тебя в дрожь…
Счастливцев (встает). Варвар!
Улита. Как же вы, мой милый, живете у такого барина?
Счастливцев. Да какой он мне барин! Я такой же, как и он. Ишь ломается, благо горло‑то широко.
Улита. Что вы это говорите! У них барственность настоящая, врожденная. Этого отнять у них никак невозможно.
Счастливцев. Кто у него отнимает! Я говорю только, что мы с ним равные, оба актеры, он – Несчастливцев, я – Счастливцев, и оба пьяницы.
Улита. Актеры? Ах, что вы! Что вы!
Счастливцев. Больше десяти лет по России‑то бродим, из театра в театр, как цыгане. Оттого он и не был у тетки, что стыдно глаза показать.
Улита. Ах, ужасти!
Счастливцев. Вот и теперь в Вологду пешком идет с сумочкой. Нельзя ж ему без лакея показаться, он дворянин, ну и укланял меня. Так и обращайся хорошенько. Я еще на провинции‑то получше его считаюсь, нынче оралы‑то не в моде.
Улита. Что только я слышу от вас!
Счастливцев. Думает здесь попользоваться чем‑нибудь от тетушки. Уж просил бы прямо на бедность; так, видишь, стыдно. Давеча оплошал, не удалось зажать деньги‑то; вот теперь на меня за это бесится. Самой низкой души человек! В карты давеча играл с гимназистом, заманивал его. Уж я ушел от них; обыграет его, думаю, отнимет деньги да еще прибьет. Да так и будет; ему это не впервой! Он убьет кого‑нибудь, с ним в острог попадешь. Вся ухватка‑то разбойничья – Пугачев живой.
Улита. Хорошо, что вы мне сказали. Прощайте!
Счастливцев. Адью, мон плезир[2].
Улита (с испугом). Я уж пойду! Ах, страсти!
Счастливцев. А, испугалась! А я так все чертей играл, прыгал вот так по сцене. (Прыгает и кричит.) У! У!
Улита. Батюшки мои! Уж вы меня извините!
Счастливцев. Да что мне в твоем извинении! Провалитесь вы и с усадьбой‑то! Я вот убегу от вас. Будьте вы прокляты!
Улита убегает.
Ушел бы сейчас, да боюсь; по деревне собак пропасть. Экой народ проклятый! Самим есть нечего, а собак развели. Да и лесом‑то одному страшно. Придется в беседке переночевать; надо же туда идти, там библиотека и наливка осталась. А как сунешься? Он не спит еще, такой монолог прочитает! Пожалуй, вылетишь в окно, не хуже Фидлера. Пойду, поброжу по саду, хоть георгины все переломаю, все‑таки легче. (Уходит.)
Петр робко крадется в тени кустов и осматривается.
Явление пятое
Петр, потом Аксюша.
Петр. Ну, кажись, все в доме спать полегли. Только этот бессчастный путается. Ну, да ему полтину серебра пожертвовать, так он отца родного продаст. Ночь‑то очень светла, может, Аксюша не выдет совсем, побоится, чтобы не увидали. А как нужно‑то! Уж последний бы раз повидались, да и кончено дело. Эх ты, подневольная жизнь! Дрожит сердце, как овечий хвост, да и шабаш! Ничего с собой не сделаешь: и руки и ноги трясутся. Воровать легче! Приди в чужой дом повидаться с девушкой, не в пример тебя хуже вора сочтут. Эка эта любовь! Вон тятенька говорит, что это баловство одно, на год, на два, говорит, это занятие, не больше, а там сейчас насчет капиталу. Дожидайся, пока она пройдет, а пока что муки‑то примешь. Никак, идет! И то.
