Митя. Маменьке посылаю, потому она в старости, ей негде взять.
Гордей Карпыч. Матери посылаешь! Ты себя‑то бы обра́зил прежде; матери‑то не Бог знает что нужно, не в роскоши воспитана, чай сама хлевы затворяла.
Митя. Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька, по крайности, ни в чем не нуждается.
Гордей Карпыч. Да ведь безобразно! Уж коли не умеешь над собою приличия наблюдать, так и сиди в своей конуре; коли гол кругом, так нечего о себе мечтать! Стихи пишет, образовать себя хочет, а сам как фабричный ходит! Разве в этом образование‑то состоит, что дурацкие песни петь? То‑то глупо‑то! (Сквозь зубы и косясь на Митю.) Дурак! (Помолчав.) Ты и не смей показываться в этом сертучишке наверх. Слышишь, я тебе говорю! (К Разлюляеву.) А ты тоже! Отец‑то, чай, деньги лопатой загребает, а тебя в этаком зипунишке водит.
Разлюляев. Что ж такое! Он новый… сукно‑то французское, из Москвы выписывали, по знакомству… двадцать рублев аршин. Что ж, нешто мне этакую штуку надеть, как у Франца Федорыча, у аптекаря… кургузую; так его вон и дразнят все: страм пальто! Так что ж хорошего людей смешить!
Гордей Карпыч. Много ты знаешь! Да что, с тебя взыскать‑то нечего! Сам‑то ты глуп, да и отец‑то твой не больно умен… целый век с засаленным брюхом ходит; дураками непросвещенными живете, дураками и умрете.
Разлюляев. Уж ладно.
Гордей Карпыч (строго). Что?
Разлюляев. Ладно, мол.
Гордей Карпыч. Неуч, и сказать‑то путно не умешь! Говорить‑то с вами – только слова тратить; все равно, что стене горох, так и вам, дуракам. (Уходит.)
Явление восьмое
Те же, без Торцова.
Разлюляев. Поди‑кось, какой грозный! Ишь ты, развоевался! Так вот тебя и испугались… Как же, держи карман‑то!
Митя (Гуслину). Вот она жизнь‑то моя какова! Вот каково мне сладко жить‑то на свете!
Разлюляев. Да от этакова житья – запьешь, право запьешь! А ты брось, не думай. (Запевает.)
Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близко.
Входят: Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша и Лиза.
Явление девятое
Те же, Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша и Лиза.
Анна Ивановна. Мир честной компании!
Разлюляев. Милости прошу к нашему шалашу.
Митя. Наше почтение‑c! Милости просим!.. Какими судьбами?..
Анна Ивановна. А никакими, просто – взяли да и пришли. Гордей Карпыч уехал, а Пелагея Егоровна отдохнуть легла, так теперь наша воля… Гуляй – не хочу!..
Митя. Просим покорно садиться.
Садятся; Митя садится против Любови Гордеевны; Разлюляев ходит.
Анна Ивановна. Надоело молча‑то сидеть, орехи щелкать, – пойдемте, говорю, девушки, к парням, а девушкам и любо.
Любовь Гордеевна. Что ты выдумываешь‑то! Мы не воображали сюда идти, это ты выдумала.
Анна Ивановна. Как же не так! Да ты первая… Известное дело, кому что нужно, тот об том и думает: парни об девках, а девки об парнях.
Разлюляев. Ха, ха, ха!.. Это вы, Анна Ивановна, в точности говорите.
Любовь Гордеевна. Вот уж никогда!
Маша (Лизе). Ах, стыд какой!
Лиза. Это, Анна Ивановна, вы говорите совсем напротив.
Анна Ивановна. Ах вы, скромность! Уж сказала бы словечко, да нехорошо при парнях‑то… Сама была в девках, все знаю.
Любовь Гордеевна. Девушка девушке рознь.
Маша. Ах, стыд какой!
Лиза. Что вы говорите, это даже для нас оченно странно и, можно сказать, конфузно.
Разлюляев. Ха, ха, ха!..
Анна Ивановна. А об чем сейчас наверху разговор был? Хотите, скажу!.. Ну, говорить, что ли? Что, присмирели!
Разлюляев. Ха, ха, ха!..
Анна Ивановна. Ты что рот‑то разинул! Не об тебе, небось!
Разлюляев. Хоша и не обо мне, однако, может быть, есть, кто и об нас думает. Мы знаем, мы знаем! (Приплясывает.)
Как гусара не любить!
Это не годится!
Анна Ивановна (подходит к Гуслину). Что же ты, бандурист, когда на мне женишься?
Гуслин (играя на гитаре). А вот когда от Гордея Карпыча разрешенье выдет. Куда нам торопиться‑то, над нами не каплет. (Кивает ей головой.) Поди‑ка сюда, Анна Ивановна, мне нужно сказать тебе одно дело.
Она подходит к нему и садится подле него; он ей шепчет на ухо, показывая на Любовь Гордеевну и Митю.
Анна Ивановна. Что ты говоришь!.. Неужто!
Гуслин. Уж это верно так.
Анна Ивановна. Ну, так хорошо, молчи! (Говорят шепотом.)
Любовь Гордеевна. Ты, Митя, придешь к нам ужо вечером?
Митя. Приду‑с.
Разлюляев. И я приду. Я больно плясать горазд. (Становится фертом.) Девушки, полюбите меня кто‑нибудь.
Маша. Как вам не стыдно! Что это вы такое говорите!
Разлюляев. Что ж такое за важность! Я говорю – полюбите меня… да… за мою простоту.
Лиза. Этого не говорят девушкам. А должны были сами дожидаться, чтобы вас полюбили.
Разлюляев. Да, дождешься от вас, как же! (Пляшет.)
Как гусара не любить!
Любовь Гордеевна (взглянув на Митю). Может быть, кто‑нибудь и любит кого‑нибудь, да не скажет: надобно самому догадаться.
Лиза. Какая же девушка в мире может сказать это!
Маша. Конечно.
Анна Ивановна (подходит к ним и поглядывает то на Любовь Гордеевну, то на Митю и запевает).
Уж и как это видно,
Коли кто кого любит –
Против милого садится,
Тяжеленько вздыхает.
Митя. На чей счет это принимать нужно?
Анна Ивановна. Уж мы знаем на чей.
Разлюляев. Стойте, девушки, я вам песню спою.
Анна Ивановна. Спой, спой!
Разлюляев (поет протяжно).
Летал медведь по поднебесью…
Анна Ивановна. А ты хуже этой‑то не знаешь?
Лиза. Даже можно принять это в насмешку.
Разлюляев. А коли эта нехороша, я вам другую спою; я ведь веселый. (Поет.)
Ах, бей в доску,
Поминай Москву!
Москве хочется жениться –
Коломну взять.
А Тула‑то хохочет,
Да в приданое не хочет!
А гречиха по четыре,
Крупа по сороку,
Вот просо у нас гривна,
А ячмень три алтына.
(Обращаясь к девушкам.)
Вздешевел бы и овес –
Больно дорого провоз!
Видите, погода какова!
Маша. Это к нам не относится.
Лиза. Мы мукой не торгуем.
Анна Ивановна. Да ты что пристал! Ты вот отгадай загадку. Что такое: кругла – да не девка; с хвостом – да не мышь?
Разлюляев. Это штука мудреная!
Анна Ивановна. То‑то мудреная!.. Вот ты и думай! Ну, девушки, пойдемте.
Девушки встают и собираются идти.
Парни, пойдемте.
Гуслин и Разлюляев собираются.
Митя. А я после приду. Я тут уберу кой‑что.
Анна Ивановна (пока собираются).
Вечор девки,
Вечор красны,
