Дело в том, что молодежь Калинова уже не хочет в быту придерживаться патриархальных порядков. Однако и Варваре, и Тихону, и Кудряшу чужд нравственный максимализм Катерины, для которой и крушение традиционных нравственных норм в окружающем мире, и ее собственное нарушение этих заветов — страшная трагедия. В отличие от Катерины, истинно трагической героини, все они стоят на позиции житейских компромиссов и никакой драмы в этом не видят. Конечно, им тяжел гнет старших, но они научились обходить его. Островский рисует их объективно и явно не без сочувствия. Но масштаб личности их в пьесе установлен точно. Это обыкновенные, заурядные, не слишком разборчивые в средствах люди, которые больше уже тоже не хотят жить по-старому. Формально признавая над собой власть старших и власть обычаев, они поминутно на практике идут против них и тем тоже подтачивают и разрушают калиновский мир. Но именно на фоне их бессознательной и компромиссной позиции крупной и нравственно высокой выглядит страдающая героиня “Грозы”.
“Гроза” не трагедия любви, а трагедия совести. Когда “грехопадение” Катерины совершилось, подхваченная вихрем освобожденной страсти, сливающейся для нее с понятием воли, она становится смела до дерзости, решившись — не отступает, не жалеет себя, ничего не хочет скрывать. “Я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда!” Но это “греха не побоялась” как раз и предвещает дальнейшее развитие трагедии — гибель Катерины. Сознание греха сохраняется и в упоении счастьем и с огромной силой овладевает ею, как только кончилось это недолгое счастье, эта жизнь на воле. Оно тем мучительнее, что вера Катерины как-то исключает понятия прощения и милосердия.
Она не видит исхода своей муке, кроме смерти, и именно полное отсутствие надежды на прощение толкает ее на самоубийство — грех еще более тяжкий с христианской точки зрения. “Все равно уж душу свою я погубила”, — роняет Катерина, когда ей приходит в голову мысль бежать с Борисом. Как это не похоже на мечту о счастье!
“Маменька, вы ее погубили! Вы, вы, вы…” — в отчаянии кричит Тихон и в ответ на ее грозный окрик снова повторяет: “Вы ее погубили! Вы! Вы!” Но это обвинение — мера понимания Тихона, любящего и страдающего, над трупом жены решившегося на бунт против матери. Было бы ошибкой думать, что это — некий итог пьесы и что Тихону доверено выразить авторскую оценку событий и доли вины героев.
Катерина не жертва кого-либо из окружающих персонально, нет — она, если угодно, жертва истории. Мир патриархальных отношений и связей умирает, и душа этого мира уходит из жизни в муках и страданиях, задавленная окостеневшей, утратившей смысл формой житейских связей. Именно поэтому в центре “Грозы” рядом с Катериной стоит не кто-либо из участников любовного треугольника, не Борис и не Тихон, персонажи совсем другого, житейского, бытового масштаба, а Кабаниха. Но это, конечно, контрастное противостояние.
Если Катерина чувствует по-новому, уже не по-калиновски, но не отдает себе в этом отчета, лишена рационалистического понимания исчерпанности и обреченности традиционных отношений и форм быта, то Кабаниха, напротив, чувствует еще вполне по-старому, но ясно видит, что ее мир гибнет. Конечно, это осознание облекается во вполне “калиновские” формы простонародного философствования, преимущественно ожидания конца света. Ее разговоры со странницей Феклушей не просто “комический момент”, они очень важны для понимания умонастроения Кабанихи.
У Кабанихи (и в этом они с Катериной похожи) нет никаких сомнений в моральной правоте иерархических отношений патриархального быта. Но уверенности в их нерушимости также нет. Она нисколько не считает себя самодуркой и насильницей. “Ведь от любви родители и строги-то к вам бывают, от любви вас и бранят-то, все думают добру научить”, — говорит она детям, и едва ли она лицемерит сознательно. Самодурство не порядок, а тоже признак разрушения патриархального мира. Настоящий самодур — Дикой, который бессмысленно буйствует, но не может добиться порядка в доме, за что его осуждает Кабаниха. Сама же она чувствует себя чуть ли не последней блюстительницей “правильного” миропорядка, и ожидание, что с ее смертью наступит хаос, придает трагизм ее фигуре.
Для Кабанихи публичное признание Катерины — страшный удар, к которому вскоре присоединяется опять-таки открытый, на людях бунт ее сына. В финале “Грозы” не только гибель Катерины, но и крушение Кабанихи.
Под пером Островского задуманная социально-бытовая драма из жизни купеческого сословия переросла в трагедию. Здесь через любовно-бытовой конфликт был показан эпохальный перелом, происходящий в простонародном сознании. Просыпающееся чувство личности и новое отношение к миру, основанное на индивидуальном волеизъявлении, оказались в непримиримом противоречии не только с реальным состоянием современного патриархального уклада, но и с идеальным представлением о нравственности, присущим высокой героине. Частная судьба Катерины приобрела общественно-исторический смысл, поскольку выразила состояние народного сознания на переломе эпох.
