Критика «Борис Годунов» Пушкин
Трагедия написана Пушкиным во время ссылки в Михайловском (1824—1825). Отданная Николаем I на отзыв Ф. Булгарину, трагедия удостоилась весьма нелестной рецензии, так как «монахи представлены в развратном виде», «царская власть представлена в ужасном виде». В печати «Борис Годунов» появился только через пять лет (1831), а поставлен на сцене лишь в 1870 году.
Основной пафос трагедии
Основной пафос трагедии направлен на утверждение незыблемости нравственного закона, на вскрытие тех последствий, к которым может привести его нарушение (сравни с «Пиковой дамой», «Маленькими трагедиями», в изображении власти сравни с «Полтавой» и «Медным всадником»).
Пушкин по-иному, чем это делалось ранее, осмысливает библейскую легенду об «избиении младенцев» царем Иродом (параллель проводится самим автором: см. слова юродивого Николки). Вина Бориса не только в том, что он убил невинного младенца, но в том, что он отнял жизнь, данную богом, а по Пушкину, любая жизнь неприкосновенна. Недаром Николка отказывается молиться за Бориса, мотивируя это тем, что «богородица не велит», т. е. та, что дала жизнь божественному младенцу, олицетворенно божественное «рождающее» начало.
Образ Бориса Годунова
Исторически вина Годунова в смерти царевича Дмитрия не доказана. У Пушкина же это излагается как непреложный факт, основа всего построения сюжета. Борис не изображается Пушкиным в черном цвете, как узурпатор и тиран, напротив — Борис, в изображении Пушкина, — это дальновидный политик, государственный деятель, который пришел к власти для того, чтобы делать благо для парода. И он это делает (смягчает налоги, разворачивает строительство и т. д.). Однако в основу всего было положено убийство Дмитрия, путь, которым пришел Борис к власти, не праведен, и, по Пушкину, все усилия его на каком бы то ни было поприще с того самого момента обречены на неудачу. Идея о том, что не может счастье мира строиться на фундаменте, в который заложена смерть хотя бы одной невинной жертвы — которую позже будет развивать в своих произведениях Достоевский (напр., в «Преступлении и наказании»), — в полном объеме содержится уже и произведении Пушкина. Образ убитого царевича преследует Годунова на протяжении всех лет его царствования, сводя на нет все его усилия, направляемые на благо народа. Именно поэтому появление Лжедмитрия вполне закономерно. Самозванец является для Годунова своего рода «ангелом мщения», высшим воздаянием за содеянное (сравни с мотивом воздаяния — визит статуи Командора — в «Каменном госте», а также с образом Петра по отношению к Мазепе в «Полтаве»). Убитый царевич, все это время не умиравший в душе Годунова, обретает плоть и кровь.
Однако помимо вины личной, на Борисе лежит вина и Солее тяжелая. Нарушив нравственный закон, он поколебал общественные устои, поколебал веру в незыблемость морально-нравственных основ, составляющих фундамент государственного устройства. Предательство Шуйского, Басманова, Пушкина, простых солдат — следствие именно этого процесса. Борис дал толчок моральному разложению общества (характерно то, что практически все действующие лица уверены в вине Годунова). Таким образом, перед нами возникает еще и проблема ответственности верховной власти за сохранение морально-этических основ общества. Власть, попирающая эти законы, не имеет права требовать их соблюдения от народа. Грядущая смута, казни, бедствия заложены именно в том, что верховная власть (тем более самодержавная) отказывается нести ответственность за неприкосновенность морально-этических норм, мало того, сама же их нарушает. Безусловно, Борис стоит гораздо выше Шуйского, Воротынского и прочих своих царедворцев. Ho дело в том и состоит, что требования, предъявляемые к человеку, облеченному верховной властью, также должны быть неизмеримо выше. Несмотря на разумные советы, которые перед смертью Борис дает своему сыну, они не могут уже спасти положения дел. Зло, впущенное в мир Борисом, возвращается к нему же бумерангом — на месте убиенного Дмитрия оказывается его сын.
Характерно то, что подобное понимание Пушкиным истории и природы верховной власти прослеживалось и в реальной жизни поэта. Так, он в целом негативно относился к Александру I, несмотря на то, что тот сделал много позитивного для России — был проведен ряд реформ, завершен разгром Наполеона и проч. Однако того, что Александр I пришел к власти в результате переворота (убийство Павла I), было для Пушкина достаточным основанием для общей отрицательной оценки его деятельности. Характерно также и то, что трагедия была завершена 7 ноября 1825 года, т. е. накануне восстания декабристов, и, безусловно, содержит полемику с их взглядами.
Образ Лжедмитрия
Помимо той смысловой нагрузки, о которой говорилось выше («ангел мщения»), в этом образе есть и другой пласт — личностный. Самозванец предстает перед нами как конкретный человек, обладающий своими достоинствами и недостатками.
Характерно, что во многом Самозванец и в плане характера является зеркальным отражением Бориса. Самозванец, как и Борис, не рисуется у Пушкина только черной краской. Напротив, Пушкин подчеркивает его положительные черты. Кроме-того, у него на совести нет «убиенного младенца». Совершая предательство своего народа и приводя на родную землю литовцев, Самозванец прекрасно отдает себе отчет в том, что делает (разговор с Курбским при переходе русской границы, приказ не преследовать бегущие русские войска и т. д.). Ho человек, вставший на путь своеволия (индивидуального бунта против мира, а шире — против бога; не случайно Самозванец — беглый монах), уже не может остановиться и свернуть с него. Такие попытки предпринимаются Отрепьевым; напр., сцена с Мариной Мнишек у фонтана. Григорий, по законам нравственности, не может быть счастлив, так как уже переступил нравственный закон — предал родину и пошел на обман, прекрасно понимая, что правдивость его слов ни папе, ни шляхтичам не нужна, что он для них — лишь повод для войн и раздоров. Ответ Марины вполне закономерен — Григорий пожинает именно то, что посеял. Сея своеволие, он не вправе рассчитывать на любовь. Ему приходится играть определенную роль, ту, которая логически вытекает из той системы координат, которую для себя определил Отрепьев, нарушив нравственный закон (сравни с образом Пугачева из «Капитанской дочки» — своевольная личность (калмыцкая сказка о вороне и соколе), встав на путь войны с богом, уже не может свернуть с нее; убийства, насилие, кровь и грязь — неизбежные следствия этого пути, и личность уже не властна все это предотвратить). Так, несмотря на все свое желание, Отрепьев не может изменить ход событий. И, едва он начинает снова играть по принятым правилам (вновь называет себя царевичем, надменно обращается с Мариной), как все встает на свои места. Вместо любви и понимания, Отрепьев получает совершенно иное — враждебный окружающий мир, готовность сподвижников к предательству и измене и проч. (недаром он называет женщину, у которой только что просил любви, змеей).
