Вначале Финн рисует пасторальную картину: он пастух, живет на лоне природы, счастливый и беспечный. Ho однажды он встречается с красавицей Наиной и влюбляется в нее.
Умчалась года половина;
Я с трепетом открылся ей,
Сказал: люблю тебя, Наина.
Ho робкой горести моей
Наина с гордостью внимала,
Лишь прелести свои любя,
И равнодушно отвечала:
«Пастух, я не люблю тебя!»
Рефрен, т.е. повтор в конце каждой строфы или иного смыслового отрезка одной и той же фразы — также прием, активно использовавшийся романтиками (хотя и позаимствованный у народного жанра баллады). Для сравнения — «Песнь Гаральда Смелого» К. Батюшкова.
Финн решает «бранной славой заслужить вниманье гордое Наины», и «впервые тихий край отцов услышал бранный звук булата и шум немирных челноков». Десять лет воины «снега и волны багрили кровию врагов», но, вернувшись и поднеся завоеванные сокровища к ногам возлюбленной, Финн слышит ответ: «Герой, я не люблю тебя!» Тогда Финн решает уединиться и постичь науку чародейства, чтобы «в гордом сердце девы хладной любовь волшебствами зажечь». Проходит время, настает «давно желанный миг»:
В мечтах надежды молодой,
В восторге пылкого желанья
Творю поспешно заклинанья,
Зову духов — и в тьме лесной
Стрела промчалась громовая,
Волшебный вихорь поднял вой,
Земля вздрогнула под ногой…
И вдруг сидит передо мной
Старушка дряхлая, седая,
Глазами впалыми сверкая,
С горбом, с трясучей головой,
Печальной ветхости картина.
Ах, витязь, то была Наина!..
Я ужаснулся и молчал,
Глазами страшный призрак мерил,
В сомненьи всё еще не верил
И вдруг заплакал,закричал:
Возможно ль! ах, Наина, ты ли!
Наина, где твоя краса?
Скажи, ужели небеса
Тебя так страшно изменили?
Скажи, давно ль, оставя свет,
Расстался я с душой и с милой?
Давно ли?.. «Ровно сорок лет, —
Был девы роковой ответ: —
Сегодня семьдесят мне било.
Что делать, — мне пищит она, —
Толпою годы пролетели,
Прошла моя, твоя весна —
Мы оба постареть успели.
Ho, друг, послушай: не беда
Неверной младости утрата.
Конечно, я теперь седа,
Немножко, может быть, горбата;
He то, что в старину была,
He так жива, не так мила;
Зато (прибавила болтунья)
Открою тайну: я колдунья!»
И было в самом деле так.
Немой, недвижный перед нею,
Я совершенный был дурак
Co всей премудростью моею.
Ho вот ужасно: колдовство
Вполне свершилось по несчастью.
Мое седое божество
Ко мне пылало новой страстью.
Скривив улыбкой страшный рот,
Могильным голосом урод
Бормочет мне любви признанье.
Вообрази мое страданье!
Я трепетал, потупя взор;
Она сквозь кашель продолжала
Тяжелый, страстный разговор:
«Так, сердце я теперь узнала;
Я вижу, верный друг, оно
Для нежной страсти рождено;
Проснулись чувства, я сгораю,
Томлюсь желаньями любви…
Приди в объятия мои…
О милый, милый! умираю…»
И между тем она, Руслан,
Мигала томными глазами;
И между тем за мой кафтан
Держалась тощими руками;
И между тем — я обмирал,
От ужаса, зажмуря очи;
И вдруг терпеть не стало мочи;
Я с криком вырвался, бежал.
Она вослед: «О, недостойный!
Ты возмутил мой век спокойный,
Невинной девы ясны дни!
Добился ты любви Наины,
И презираешь — вот мужчины!
Изменой дышат все они!
Увы, сама себя вини;
Он обольстил меня, несчастный!
Я отдалась любови страстной…
Изменник, изверг! о позор!
Ho трепещи, девичий вор!»
Развязка для истории, строившейся по романтическим канонам, совершенно немыслимая. Все повествование разворачивается на 180 градусов — даже возвышенная лексика, характерная для первой части рассказа Финна меняется на просторечную. Соответственно, рассказ Финна, своего рода «произведение в произведении», — типичная пародия на приемы и манеру писателей-романтиков.
Поблагодарив Финна за напутствие и предупреждение о коварстве Наины, которая обязательно, по словам старца, Руслана возненавидит, витязь отправляется дальше.
Песнь вторая
Песнь начинается лирическим отступлением о соперниках в делах любви. Пушкин призывает соперников к миру, так как «Кому судьбою непременной девичье сердце суждено, тот будет мил назло вселенной; сердиться глупо и грешно».
Рогдай тем временем, находясь в дороге, решает убить Руслана, чтобы избавиться от соперника. Он натыкается на Фарлафа, который отдыхает в тени у ручья и обедает. Приняв его за Руслана, Рогдай бросается за ним в погоню. Фарлаф, испугавшись, удирает, рассказчик тут же дает развернутое сравнение (лирическое отступление);
Так точно заяц торопливый,
Прижавши уши боязливо,
По кочкам, полем, сквозь леса
Скачками мчится ото пса.
Конь перепрыгивает через попавшийся на дороге ров, но «робкий всадник вверх ногами свалился тяжко в грязный ров», Рогдай подбегает, заносит меч, но тут узнает Фарлафа:
Глядит, и руки опустились;
Досада, изумленье, гнев
В его чертах изобразились;
Скрыпя зубами, онемев,
Герой, с поникшею главою
Скорей отъехав ото рва,
Бесился… но едва, едва
Сам не смеялся над собою.
Снова нетипичная развязка для романтического произведения. Пушкин как бы перебирает романтические сюжеты (в данном случае — широко используемый романтиками сюжет о соперничестве в любви), своего рода романтические штампы, и поочередно их пародирует.
После стычки с Фарлафом Рогдай встречает Наину, которая указывает ему направление, в котором отправился Руслан.
Наина является и перед лежащим в грязном рву Фарлафом. Она советует ему ехать в свое селение под Киевом, жить там припеваючи, обещает, что «от нас Людмила не уйдет».
Руслан тем временем продолжает свой путь. Внезапно он сталкивается с каким-то грозным всадником, который в грубой форме вызывает его на бой.
Руслан вспылал, вздрогнул от гнева;
Он узнает сей буйный глас…
Друзья мои! а наша дева?
Оставим витязей на час;
О них опять я вспомню вскоре.
А то давно пора бы мне
Подумать о младой княжне
И об ужасном Черноморе.
Еще один пародийный ход — прервать на кульминационном моменте повествование. Снова в действие вступает принцип совмещения несовместимого: сюжетная важность момента и отношение к нему автора как к чему-то незначительному, от чего вполне можно отвлечься на посторонний предмет. Рассказчик возвращается к моменту похищения Людмилы Черномором от «воспаленного Руслана», приводя лирическое отступление, соответствующее теме:
