Глава 2. Правители меняются, Архипелаг остаётся
Падение Берии резко ускорило развал Особых лагерей. Их отдельная история закончилась 1954 годом, дальше их не отличали от ИТЛ. С 1954 по 1956 год на Архипелаге установилось льготное время — эра невиданных поблажек. Безжалостные удары либерализма подкашивали систему лагерей. Были устроены лагпункты облегчённого режима. Стали приезжать в лагеря Комиссии Верховного Совета, или «разгрузочные», но они не закладывали новые нравственные основы общественной жизни. Они клонили к тому, что перед освобождением заключённый должен признать свою вину. Такое освобождение не взрывало системы лагерей и не создавало помех новым поступлениям, которые не пресекались и в 56-57 годах. Тех, кот отказывался признать себя виновным, отставляли сидеть. Всё же !955-56 года стали роковыми для Архипелага, и могли бы стать для него последними, но не стали. Хрущёв ничего и никогда не доводил до конца. В 1956 году уже были изданы первые ограничительные распоряжения по лагерному режиму, и продолжены в 1957. В 1961 году был издан указ о смертной казни в лагерях «за террор против исправившихся (стукачей) и против надзорсостава», и утверждены были четыре лагерных режима — теперь уже не сталинских, а хрущёвских. С тех пор так эти лагеря и стоят. Они отличаются от сталинских только составом заключённых: нет многомиллионной 58-й, но так же сидят беспомощные жертвы неправосудия. Архипелаг остаётся потому, что этот государственный режим не мог бы стоять без него.
Мы проследили историю Архипелага от алых залпов его рождения до розового тумана реабилитации. Накануне нового хрущёвского ожесточения лагерей и нового уголовного кодекса сочтём нашу историю оконченной. Найдутся новые историки, те, кто знает хрущёвские и послехрущёвские лагеря лучше нас. Новинка хрущёвских лагерей в том, что лагерей-то нет, вместо них — колонии, и ГУЛаг превратился в ГУИТК. Режимы, введённые в 61-ом, такие: общий, усиленный, строгий, особый. Выбор режима производится судом. Посылки разрешены только тем, кто отсидел половину срока. Наших соотечественников до сих пор исправляют голодом. Особенно хорошо воспитывается особый режим, где введена полосатая «униформа».
Эмведешники — сила. Они устояли в 1956, значить постоят ещё. Меня погнали к ним эти неожиданные письма от современных туземцев. Чтобы выглядеть солиднее, я выбираю время, когда выдвинут на ленинскую премию. Оказывается, Комиссия законодательных предположений уже не первый год занята составлением нового Исправительно-Трудового Кодекса — вместо кодекса 1933 года. Мне устраивают встречу. Я ухожу от них усталый и разбитый: они нисколько не поколеблены. Они сделают всё по своему, и Верховный Совет утвердит единогласно. С Министром Охраны Общественного Порядка Вадимом Степановичем Тикуном я говорю долго, около часа. Ушёл в усталом убеждении, что концов нет, что я ни на волос ничего не подвинул. В Институте изучения причин преступности меня представили директору. На лице его сытое благополучие, твёрдость и брезгливость. И тут я неожиданно получаю ответы, за которыми так долго ходил. Поднять уровень жизни заключённых нельзя: лагерь не для того, чтобы вернуть их к жизни. Лагерь есть кара. Архипелаг был, Архипелаг остаётся, Архипелаг — будет. Иначе не на ком выместить просчёты Передового Учения — что люди растут не такими, как задумано.
Глава 3. Закон сегодня
В нашей стране никогда не было политических. И сейчас снаружи чисто и гладко. Большинство наших сограждан никогда не слышали о событиях в Новочеркасске 2 июня 1962 года. 1 июня было опубликовано постановление о повышении цен на мясо и масло, а на следующий день весь город был охвачен забастовками. Горком партии был пуст, а все студенты заперты в общежитиях. К вечеру собрался митинг, который пытались разогнать танками и бронетранспортёрами с автоматчиками. 3 июня раненные и убитые пропали без вести, семьи раненых и убитых были высланы в Сибирь, а магазины обогатились дефицитными продуктами. Прошла серия закрытых и открытых судов. На одном 9 мужчин присудили к расстрелу, и двух женщин — к 15 годам по статье о бандитизме. Политических не стало, но всё равно льётся тот поток, который никогда не иссякал в СССР. При Хрущёве с новым остервенением стали преследовать верующих, но это тоже не политические, это — «религиозники», их надо воспитывать: увольнять с работы, заставлять посещать антирелигиозные лекции, разрушать храмы и разгонять старух из пожарной кишки. С 1961 по июнь1964 было осуждено 197 баптистов. Большинству давали 5 лет ссылки, некоторым — 5 лет лагеря строгого режима и 3-5 лет ссылки.
Поток политических теперь несравним со сталинским временем, но не потому, что исправился закон. Это всего лишь на время изменилось направление корабля. Как раньше кромсали по 58-й, так теперь кромсают по уголовным статьям. Тупая, глухая следственно-судебная туша тем и живёт, что она — безгрешна. Тем она и сильна, что никогда не пересматривает своих решений, и каждый судейский уверен, что его никто не исправит. Такая устойчивость правосудия позволяет милиции применять приём «прицеп» или «мешок преступлений» — когда на кого-нибудь одного навешивают все нераскрытые за год преступления. Можно было сделать и так, будто уголовного преступления вообще не было. Ещё более укрепилось правосудие в тот год, когда приказано было хватать, судить и выселять тунеядцев. Всё та же мгла неправоты висит в нашем воздухе. Огромное государство стянуто стальными обручами закона, и обручи — есть, а закона — нет.
