В самом деле, функциональная деятельность мозга состоит из двух основных механических процессов — торможения и возбуждения.
При усталости, по-видимому, нарушается равновесие в их деятельности и наступает ослабление этих механизмов.
При хронической же усталости и перераздражении возникает неврастения, то есть третий функциональный процесс, процесс постоянных ошибок в работе торможений и возбуждений.
Причем нередко создается стойкая привычка к торможению или, наоборот, к возбуждению. И борьба с этой привычкой и есть в основном борьба со слабыми нервами.
XVIII (к стр. 193)
Как часто, закрывая какую-либо книгу, мы думаем об авторе — какой он, как он прожил свою жизнь, что он делает и что думает.
Если есть портрет, мы с любопытством рассматриваем черты лица, стараясь угадать, какие у писателя склонности, какой характер и какие страсти потрясают его.
Нынче, заканчивая книгу, мы решаем дать читателю некоторые сведения о себе.
Я родился в Ленинграде (в Петербурге) в 1895 году. Мне сейчас 37 лет.
Мой отец — украинец (Полтавской губернии), художник. Дворянин.
Он умер рано — сорока с чем-то лет. Он был талантливый художник-передвижник. Его картины и сейчас имеются в Третьяковской галерее, в Академии художеств и в Музее революции. (Отец был в социал-демократической партии.)
Моя мать русская. В молодые годы она была актрисой.
Я кончил гимназию в Ленинграде. Учился весьма плохо. И особенно плохо по русскому — на экзамене на аттестат зрелости я получил единицу по русскому сочинению. (Сочинение было на тему о тургеневских героинях.)
Эта неуспеваемость по русскому мне сейчас тем более странна, что я тогда уже хотел быть писателем и писал для себя рассказы и стихи.
Скорей от бешенства, чем от отчаяния, я пытался покончить со своей жизнью.
Осенью 1913 года я поступил в университет на юридический факультет. Мне было тогда 18 лет.
Я год занимался в университете, но своим делом почти не интересовался. Сдал минимум — один экзамен по римскому праву. И все почти дни проводил в физическом кабинете, слушая лекции профессора Хвольсона.
Весной 1914 года я без денег поехал на Кавказ и поступил там на железную дорогу контролером поездов (на линии Кисловодск — Минеральные Воды). Там же давал уроки.
Осенью, в начале войны, я вернулся в Ленинград и вместо университета, прослушав ускоренные военные курсы, уехал прапорщиком на фронт.
У меня не было, сколько я помню, патриотического настроения — я попросту не мог сидеть на одном месте из-за склонности к ипохондрии и меланхолии. Кроме того, я был уволен из университета за невзнос платы.
Вплоть до революции я пробыл на фронте в Кавказской гренадерской дивизии. На германском фронте, командуя батальоном, был ранен и отравлен газами.
В Февральскую революцию я вернулся в Ленинград. При Временном правительстве был назначен начальником почт и телеграфа и комендантом Главного почтамта.
В сентябре 1917 года я выехал в командировку в Архангельск. Был там адъютантом архангельской Дружины и секретарем полкового суда.
За несколько недель до прихода англичан я снова уехал в Ленинград. Был момент, когда я из Архан-гельска хотел уехать за границу. Мне было предложено место на ледоколе. Одна влюбленная в меня француженка достала мне во французском посольстве паспорт иностранного подданного.
Однако в последний момент я передумал. И незадолго до занятия Архангельска успел выехать в Ленинград.
В июле 1918 года я поступил в пограничную охрану. Сначала служил в Стрельне, потом в Кронштадте.
Из пограничной охраны перевелся добровольцем в Красную Армию и в ноябре 1918 года отправился в действующую армию, на Нарвский фронт.
В Красной Армии я был командиром пулеметной команды и потом полковым адъютантом.
Я не коммунист и в Красную Армию пошел сражаться против дворянства и помещиков — против среды, которую я в достаточной мере хорошо знал.
Я пробыл на фронте полгода и по болезни сердца (порок, полученный после отравления газами в германскую войну) уволился из армии.
После этого я переменил десять или двенадцать профессий, прежде чем добрался до своей теперешней профессии.
Я был агентом уголовного розыска (в Ленинграде). Был инструктором по кролиководству и куроводству (в Смоленской губернии, город Красный, совхоз Мань- ково).
Был старшим милиционером в Лигове. Изучил два ремесла — сапожное и столярное. И даже работал в сапожной мастерской на Васильев-ском острове (на 2-й линии, против Академии художеств).
Там же, работая в мастерской, впервые встретился с писателем. Это был Н. Шебуев — в свое время редактор "Бича". Он принес чинить сапоги и, помню, с любопытством разговаривал со мной, удивляясь познаниям сапожника.
Последняя моя профессия до писательства — конторское занятие. Я был конторщиком и потом помощником бухгалтера в Ленинградском военном порту.
Там же, на работе, я написал первые свои рассказы и издал первую свою книжку без фамилии на обложке-"Рассказы Назара Синебрюхова". Тогда же я вошел в содружество писателей "Серапионовы братья".
Мои первые рассказы попали к Горькому. Горький пригласил меня к себе, правильно покритиковал и помог мне материально. А также устроил мне академический паек. С тех пор началась моя литературная судьба. И с тех пор меркнет разнообразие моей жизни. Скоро 15 лет, как я занимаюсь литературой. О чем и для кого я писал? Вот вопросы, которые занимают критику. Существует мнение, что я пишу о мещанах. Однако мне весьма часто говорят: "Нет ли ошибки в вашей работе? У нас ведь нет мещанства как отдельного класса, как отдельной прослойки. У нас нехарактерна эта печальная категория людей. С какой стати вы изображаете мещанство и отстаете от современного типа и темпа жизни?"
Ошибки нет. Я пишу о мещанстве. Да, у нас нет мещанства как класса, но я по большей части делаю собирательный тип. В каждом из нас имеются те или иные черты и мещанина, и собственника, и стяжателя. Я соединяю эти характерные, часто затушеванные черты в одном герое, и тогда этот герой становится нам знакомым и где-то виденным.
Я пишу о мещанстве и полагаю, что этого материала хватит еще на мою жизнь. Для кого я пишу?
